Печать

[Igor908]

Видеть, как они стареют, понемногу принимать на себя ответственность за их повседневную жизнь – мы не готовились к этой смене ролей, и она вызывает в нас самые сильные, противоречивые чувства.

«Моей маме 78 лет, – рассказывает 53-летняя Маргарита. – Она живет одна и до недавнего времени была очень активна. А в последний год начала слабеть, и теперь без посторонней помощи ей не обойтись. Всю неделю с ней живет сиделка, а по воскресеньям принимаю эстафету я. Мама всегда была деятельной, неунывающей, и видеть теперь ее такой беспомощной, слышать, как дрожит ее голос, больно до слез. Мне и в голову не придет махнуть на нее рукой, но, приходя к ней, я ловлю себя на том, что мне хочется поскорее домой. Порой я думаю о том, как долго это все продлится, и чувствую себя виноватой… Ведь я очень люблю ее! Но мне невыносимо видеть ее такой изменившейся…»

Рано или поздно приходит время, когда наши родители становятся зависимы от нас. Это новый и сложный этап в их и нашей жизни. Он может настать внезапно, если кто-то из родителей заболевает. Или подступает постепенно, когда год за годом слабеет их память, сужаются интересы, понемногу уходят силы. В обоих случаях мы вынуждены принять на себя роль помогающего, к которой чаще всего оказываемся не готовы. И эта инверсия ролей, вынуждающая нас изменить свою жизнь, дается трудно.

Запретная тема
ЕСТЬ МНОЖЕСТВО СПОСОБОВ ВЫРАЗИТЬ СВОИ ЧУВСТВА И ПРИНЯТЬ РЕАЛЬНОСТЬ, КОТОРУЮ МЫ НЕ ХОТИМ ЗАМЕЧАТЬ...
«Сколько бы нам ни было лет и как бы мы ни были самостоятельны, все равно родители остаются для нас родителями, – говорит психотерапевт Виктор Каган. – В нас живет глубокое внутреннее ожидание (обычно не признаваемое), что у нас есть тихая пристань, где мама или папа всегда нас выслушают, поймут, тарелку супа нальют… И то, что родитель из фигуры сильной, поддерживающей, превращается в фигуру слабую, переживается очень сильно. По сути, мы начинаем сиротеть при живых родителях».

Наш внутренний ребенок может по-разному реагировать на эти изменения. Во многом это будет зависеть от той установки, которую сформировали сами родители. «Когда в своей семье человек получает послание, что он должен будет заботиться об отце с матерью, эта идея становится для него естественной, органичной, – размышляет гештальт-терапевт Нифонт Долгополов, – но вместе с тем само долженствование может вызвать раздражение. В некоторых семьях тема старения вообще не затрагивается. В сознание человека не закладывается идея, что родители могут стареть. И когда это происходит, взрослый ребенок может игнорировать новые обстоятельства или негативно (и даже агрессивно) относиться к слабости матери или отца, как если бы они были в ней виноваты. Поэтому так важно, чтобы родители, еще будучи в силе, обсуждали с детьми неизбежное наступление старости, но не в режиме «ты должен!», а лишь высказывая такое пожелание». Не забудем и то, что дети сталкиваются с этой ситуацией обычно в возрасте после пятидесяти – а это время кризиса, порой болезненного, когда подводятся первые жизненные итоги. Старость родителей напоминает нам о том, что неизбежно ждет нас самих, а с этой мыслью мы не всегда готовы примириться.

«Я хочу оставаться сыном»
Нежность, ненависть, сострадание, отторжение… Взрослый, который опекает своих родителей, испытывает сильные и противоречивые чувства. Эта амбивалентность бывает мучительна. И чтобы избавиться от нее, он может стремиться стать идеальным опекуном, предупреждать каждое желание родителей, буквально сдувая с них пылинки. «Горько и страшно видеть, как тот, кто был в нашей жизни всегда, готовится ее покинуть, – говорит психотерапевт Екатерина Михайлова. – Иногда страх прячется за раздражением: не смей так быстро стареть, мне страшно! Я не хочу остаться самой старшей, первой в очереди «туда» – нечестно, ты же всегда была старшей! Возможно, мы хотим сохранить иллюзию контроля над жизнью: если я буду идеально заботиться о них, я остановлю время».

Происходит то, что Виктор Каган описывает как столкновение двух родительских позиций: «Я становлюсь родителем для родителей, я принимаю на себя ответственность за них – а они свою ответственность еще не отдали. И больше того – они не хотят ее лишаться. В ней для них – подтверждение жизни. Когда мы о них слишком заботимся, мы словно убираем их с игрового поля». По сути, чрезмерная забота оборачивается неуважением к чувству собственного достоинства, которое старики хотят сохранить. «Мой отец ходит с большим трудом, опираясь на палку, – делится 50-летний Александр. – Со стороны это тягостное зрелище. Но каждый день он идет в соседний магазин. Дома старается сам что-то починить, хотя пальцы слушаются все хуже. Мама упрекает меня в черствости: разве не могу я взять на себя все эти заботы? А я считаю, что отца такая опека унизит. Ему важно чувствовать, что он по-прежнему мужчина в доме. И я хочу остаться сыном своего отца».

Конечно, бывают ситуации, когда старшие уже не в состоянии обойтись без помощи в элементарных делах – не могут самостоятельно одеваться, мыться. Ситуация эта тяжела и для них, и для нас. «Тело родителя – это табу, – говорит психоаналитик Катрин Бер-жере-Амселек (Catherine Bergeret-Amselek). – Не следует сыну заниматься туалетом своей матери (и аналогично, дочери – туалетом отца): эти ситуации слишком близко касаются запрета на инцест». Екатерина Михайлова добавляет: «Важно помнить о личном достоинстве: невозможность самостоятельно вымыться или одеться пожилого человека угнетает, показывать это сыну или дочери может быть тяжко. Увядшее, измененное до неузнаваемости тело довершает картину». Как же выйти из этого положения достойно? Катрин Бержере-Амселек советует: «Лучше доверить эту задачу профессионалам, чтобы проявить уважение к интимному миру старших». «Будем реалистами: где они, эти профессионалы? – возражает Екатерина Михайлова. – Часто мы берем на себя функции сиделок совсем не потому, что не знаем о запрете на инцест: просто наши старики никому, кроме нас, не нужны, и возиться с ними никто не будет. И в этой суровой российской реальности стоит помнить простые вещи: старшим нужно оставить хоть немного защиты. Вовремя отвернуться, дать прикрыться простынкой… Очень важно, чтобы и в случае вынужденной работы «медсестрой» или «санитаром» оставалось пространство для уважения личных границ».

Договориться о расходах
Лекарства (хорошо известно, как много их требуется старикам), визиты частных врачей, сиделка – нам приходится то и дело открывать кошелек, чтобы достойно содержать пожилых родителей. Между братьями и сестрами нередки споры, как поделить между собой эти расходы. К тому же сами родители часто теряют представление о деньгах, проявляя необычную щедрость к одним детям в ущерб другим… Деньги нередко усугубляют семейные конфликты. «Организуйте семейный совет, – рекомендует Катрин Бержере-Амселек, – и вместе открыто обсудите все финансовые вопросы по обеспечению родителей. Это позволит избежать недоговоренностей и обид».

У каждого из детей своя роль
Если в семье двое или несколько детей, кто-то из них чувствует себя в этой ситуации более свободно. Во многом это результат воспитания: погладить старика по руке, обнять, прижаться щекой к щеке проще тому, кто сам в детстве знал родительскую ласку. Имеет значение и темперамент. В рамках одной семьи кто-то из взрослых детей предпочтет выразить свои чувства через прикосновение, другой – словами, третий, сдержанный, спрячет эмоции за исполнением конкретных задач по уходу. Каждый играет свою роль, отличную от других и часто дополняющую их.

Есть тысяча и один способ выразить свою привязанность к родителям. А она зависит, разумеется, и от тех связей, которые складывались между нами годами. «Мы проживаем с родителями жизнь. В отношениях накапливается многое из того, что может мешать нам, когда мы берем опеку над своими стариками», – напоминает Виктор Каган. Поэтому не стоит досадовать на тех братьев или сестер, кто делает для родителей меньше или делает не так, как мы. Это означало бы отвергать наши различия. У брата или сестры – другая история, и они могут, например, больше бояться смерти, чем мы.

Редко когда все дети в равной мере ухаживают за стариками – роль главного помощника берет на себя один. Чаще всего это дочь (или одна из дочерей), живущая вместе или рядом с родителями. Нередко она жалуется, и не без оснований, что этот груз отнимает у нее слишком много сил и подрывает здоровье. Это всегда звучит как прямой или косвенный упрек другим – братьям или сестрам. «Это твой выбор! – могут ответить они, – комментирует Нифонт Долгополов. – Важно осознать эту реальность и поменять свое представление о том, что «я должен», на «я хочу». Возможно, именно я действительно больше связан с матерью (или отцом) или более от них зависим, менее сепарирован, чем другие дети. А у братьев и сестер иная природа отношений, и ничего в этом плохого нет. После того как один из детей перестает обвинять других («Вы тоже должны! Почему вы этого не делаете!») и просто приглашает их разделить с собой заботу о родителях, напряжение чаще всего снимается и братья-сестры начинают реально ему помогать».

Обидной для «главного помощника» может быть и реакция стариков, воскрешающая детское соперничество за родителей. То, что дочь носит им тяжелые сумки с продуктами, моет полы, стирает, воспринимается как нечто само собой разумеющееся – зато визит сына, собравшегося впервые за полгода навестить их с коробкой конфет, может вызвать ликование. Такая несправедливость больно ранит. Однако есть смысл посмотреть на нее с другой точки зрения. «Это то же самое, что эффект «воскресного папы», который изредка навещает ребенка, – отмечает Нифонт Долгополов. – Отец для него – праздник, радость, а мать – его будни. Она ругает, воспитывает, он может ей дерзить, ссориться с ней. Но именно с теми, с кем мы общаемся постоянно, с кем мы порой даже ругаемся и на кого злимся, у нас складываются действительно глубокие отношения, которые больше дают обеим сторонам, чем восторженно-радостные, но эпизодические».

Разница в поведении взрослых детей может иметь множество причин. Кто-то пытается урегулировать свои давние счеты с родителями, если не сумел сделать этого раньше. (Что бессмысленно: теперешние отец и мать – уже другие люди, чем мама и папа из нашего детства.) Кто-то пытается «добрать» недополученной в детстве любви теперь, когда родители так зависимы от него. В других случаях поведение диктуется долгом. И порой родители умело на этом играют, провоцируя наше чувство вины. Но не чувство вины, а любовь – лучшая движущая сила в этих обстоятельствах. Ведь наша цель не в том, чтобы создать собственный «хороший» образ, а в том, чтобы помочь своим родителям справиться с этим трудным этапом в их жизни.

Укрепить нашу связь
Желание восстановить отношения, давление со стороны родных, чувство долга или любовь – каковы бы ни были наши мотивы, мы не должны жертвовать ради родителей своей профессиональной, личной или семейной жизнью. А такая излишняя самоотверженность не так уж редко встречается. Стоит подумать о том, что продолжительный стресс может негативно сказаться на нашем здоровье. Психотерапевт Оливье де Ладуссетт (Olivier de Ladoucette) отмечает, что, например, болезнь Альцгеймера у кого-то из старших выводит из равновесия всю семью. «Причем сильнее всего страдает тот, кто больше всего помогает, у него иногда развиваются психосоматические болезни, – говорит он. – Особенно достается дочерям, которые разрываются между работой, собственной семьей и родителями. Здесь надо определить приоритеты. На первом месте, по моему мнению, должна быть собственная семья, дети. Речь идет не о том, чтобы забросить стариков, но о том, чтобы принять помощь кого-то из близких или профессионалов».

Этот этап нашей жизни приносит нам не только заботы и трудности, он может стать источником радости и важных открытий. Перед нами неизбежно встают экзистенциальные вопросы, от которых мы прежде, возможно, малодушно бежали. «Старость – такая же тайна, как детство, рождение или смерть, – размышляет Екатерина Михайлова. – Быть причастным тайне трудно, но как не принять этот вызов? Общение с родителями в их последние годы – это шанс узнать и о себе, и о жизни что-то новое и в свою очередь стать хранителем тайны. Шанс наконец освободиться от детского страха, что «мама бросит», и взглянуть в лицо вечному порядку вещей и принять его».

ВАЖНО ОСТАВИТЬ БЕСПОМОЩНЫМ СТАРШИМ ХОТЯ БЫ НЕМНОГО ЗАЩИТЫ, УВАЖАЯ ИХ ПРАВО НА ЛИЧНЫЕ ГРАНИЦЫ.
Этот этап также может стать поводом примириться с братьями и сестрами, если мы сумели проявить единство в испытаниях. Наконец, мы можем что-то изменить и исправить в своих отношениях со старшими. «На протяжении жизни у нас с родителями складывается определенный стиль отношений, который не всегда нас радует, – рассказывает Нифонт Долгополов. – Но и они, и мы мало задумываемся над тем, как их исправить. А когда родители достигают преклонных лет, у них появляется время переосмыслить наши отношения. И мы, в свою очередь, получаем шанс. Например, моя мать всегда придерживалась по отношению ко мне критического тона. И я ничего не мог с этим поделать. А после восьмидесяти она начала меняться, чего я никак уже не ожидал. И я стал чувствовать ее поддержку и любовь, в которых нуждался. Мы перестали бороться друг с другом – к взаимному удовольствию».

Виктор Каган называет этот этап нашей жизни временем подарков. «Когда я сидел рядом с отцом в палате интенсивной терапии, где он провел свои последние полтора месяца, у нас с ним появился такой контакт, которого не было никогда! Я думаю, это такое горькое счастье – сопровождение близких на пути их заката. Главное, что им от нас нужно, – это тепло, поддержка, пребывание рядом, понимание. И нам самим это многое дает. Тем больше, чем они больнее, тяжелее. Мы начинаем воспринимать в себе то, чего не воспринимали раньше, иначе понимаем, открываем лучшую часть себя. Это очень важно для нашей жизни, которая будет потом, после них».

«Я становлюсь сильнее»
«Когда мои родители развелись, а папа заболел, я по поручению мамы регулярно привозила ему деньги, одежду и что-то нужное по хозяйству. Мама держала над ним «шефство», ездила к нему – сама и вдвоем со своим новым мужем. Потом не стало мамы, не стало отчима. И я продолжала делать все то же самое год за годом, даже не отдавая себе отчета в том, что это уже я забочусь о папе сама и что он зависит от меня. Папа старел. Становился более медленным, чудаковатым, а я, как курьер-снабженец, привозила «довольствие» и раздражалась, что папа все более и более «не такой». А «накрыло» меня только тогда, когда в папином доме появилась сиделка, которую я ему нашла. И я увидела, как она за ним ухаживает – с большим уважением, но при этом с предупредительностью, настойчивостью и терпением – как с ребенком. И как он ей отвечает. И вот тут меня и «озарило». Что сердиться, обижаться и расстраиваться, что он «не такой», просто не имеет смысла. И что на самом деле взрослая теперь – я, а ему нужно все, что я умею и могу. И это как-то правильно, я сама от этого становлюсь сильнее. Я знаю, что могла бы быть гораздо лучшим родителем для моего папы».