'bitrix:im.messenger' is not a component

Автор Тема: Михаил Веллер. Легенда о морском параде  (Прочитано 680 раз)

0 Пользователей и 1 Гость просматривают эту тему.

Strateg

  • Генерал-Лейтенант
  • ********
  • Репутация: +234/-39
  • Не в сети Не в сети
  • Пол: Мужской
  • Сообщений: 15071
  • TLC 150 Executive

Михаил Веллер. Легенда о морском параде


  И была же, была Великая  Империя,  алели  стяги  в  громе  оркестров,
чеканили шаг парадные коробки по брусчатым площадям, и гордость  державной
мощью вздымалась в гражданах! И под эти торжественные даты Первого  Мая  и
Седьмого Ноября входил в Неву на военно-морской  парад  праздничный  ордер
Балтфлота. Боевые корабли, выдраенные до  грозного  сияния,  вставали  меж
набережных  на  бочки,  расцвечивались  гирляндами  флагов,   и   нарядные
ленинградцы ходили любоваться этим зрелищем.
     Возглавлял морской парад, по традиции, крейсер "Киров".  Как  любимец
города и флагман флота. Флагманом он стал после того,  как  немцы  утопили
линкор "Марат", бывший "Двенадцать  апостолов".  Он  вставал  на  почетном
месте, перед Дворцовым мостом, у Адмиралтейства, и всем  его  было  хорошо
видно.
     Так вот, как-то вскоре после войны, в сорок седьмом  году,  собираясь
уже на парад, крейсер "Киров" напоролся в Финском заливе на  невытраленную
мину. Мин этих мы там в войну напихали, как  клецок,  и  плавали  они  еще
долго; так что ничего удивительного. Получил он здоровенную дыру в  скуле,
и его кое-как отволокли в Кронштадт, в док. Сигнальщиков, начальство и всю
вахту жестоко вздрючили, а особисты забегали и стали шить  дело:  чья  это
диверсия - оставить Ленинград на революционный праздник без любимца флота?
     Флотское командование уже ощупывало, на месте  ли  погоны  и  головы.
Сталин недоверчиво относился  к  случайностям  и  недолюбливал  их.  Пахло
крупными оргвыводами.
     И  последовало  естественное  решение.  У  "Кирова"  на  Балтике  был
систер-шип,  однотипный  крейсер  "Свердлов".  Так  пусть   "Свердлов"   и
участвует в параде. Для разнообразия. Политически тоже выдержано  -  имена
равного  калибра.  Какая,  собственно,  разница.  Как  будто  так  и  было
задумано.
     А "Свердлов"  в  это  время  спокойно  стоял  под  Кенигсбергом,  уже
переименованном в Калининграде, в  ремонте.  Машины  разобраны,  хозяйство
раскурочено,  ободрано,  половина   морячков   в   береговых   мастерских,
ковыряются себе потихоньку. По субботам в увольнение на танцы ходят. И  не
ждут от жизни ничего худого.
     И тут командир получает шифровку: срочно  сниматься  и  полным  ходом
идти в Ленинград, с тем чтобы в ночь накануне праздника  войти  в  Неву  и
занять место во главе парадного ордера. Исполнять.
     Командир в панике радирует в Кронштадт: что, как, почему,  а  где  же
"Киров"? Вы там партийных деятелей не перепутали?  Ответ:  не  твое  дело.
Приказ понятен?
     Так я же в ремонте!! - Ремонт  прервать.  После  парада  вернешься  и
доремонтируешься. - Да крейсер же к черту разобран на  части!!  -  Сколько
надо времени, чтоб быстро собраться и выйти? - Минимум  две  недели.  -  В
общем, так. Невыполнение приказа? Погоны жмут, жизнь наскучила? А...  Ждем
тебя, голубчик.
     И начинается дикий хапарай в темпе чечетки. Срочно заводят  на  место
механизмы главных  машин.  Приклепывают  снятые  листы  обшивки.  Командир
принимает решение: начинать движение самым малым на одной вспомогательной,
ее сейчас кончат приводить в порядок, а уже на ходу, двадцать четыре  часа
в сутки, силами команды, спешно доделывать все остальное.  Всем  БЧ  через
полчаса представить графики завершения работ.
     БЧ воют в семьсот глоток, и вой этот вызывает в гавани дрожь и  мысль
о матросском бунте, именно том самом, бессмысленном и беспощадном:  успеть
никак невозможно! Командир уведомляет командиров БЧ об ответственности  за
бунт на борту, и через час получает графики. Согласно тем графикам  лап  у
матроса шесть, и растут они вместо брюха, потому что жрать  до  Ленинграда
будет некогда и нечего, коки и вся камбузная команда  тоже  будут  круглые
сутки завершать  последствия  ремонта.  -  Отлично;  не  жрешь  -  быстрей
крутиться будешь.
     И тут вспоминают: а красить-то, красить когда?! Ведь ободрано все  до
металла!!!  Командир  -  старпому:  сука!!!  Помполит  -  боцману:  вредим
понемногу?.. Боцман: в господа бога морскую мать. - Через час отходим!!! -
Боцман: есть.
     За пять минут до отхода, командир голос сорвал,  вопя  по  телефонам,
является старпом  -  доклад:  задача  выполнена.  Командир:  гигант!  как?
Помполит: ну то-то  же.  Старпом:  так  и  так,  сводная  бригада  маляров
береговой базы на стенке построена. Пока мы на ходу все доделаем, они  все
и покрасят, в лучшем виде. Приказ - принимать на борт?
     Командир хлопает старпома по плечу, жмет руку помполиту, утирает  лоб
рукавом, смотрит на часы и закуривает:
     - Машине - готовность к оборотам. Приготовиться к  отдаче  швартовых.
Рабочих - на борт.
     Старпом говорит:
     - Может быть, взглянете?
     - Чего глядеть-то.
     А снаружи раздается какой-то странный шум.
     Командир смотрит в лицо старпому и выходит на крыло мостика.
     Вся команда, побросав, дела, сбилась вдоль борта. Свистит, прыгает  и
машет руками.
     А на стенке колеблется строй малярш. И делает матросикам глазки.
     Папироса из командирского рта падает на палубу, плавно  кувыркаясь  и
рассыпая искры, а сам он покачивается и хватается за поручни:
     - Эт-то что...
     Старпом каменеет лицом и гаркает боцману:
     - Это что?!
     Боцман рыкает строю:
     - Смир-рна! - и, бросив руку к виску, рапортует:  -  Сводная  бригада
маляров в составе двухсот человек к ремонту-походу готова!
     Малярши  смыкают  бедра,  выпячивают  груди,   округляют   глазки   и
подтверждают русалочьим хором:
     - Ой готова!..
     Матросики по борту мечут пену  в  экстазе  и  жестами  всячески  дают
понять, что они приветствуют малярную  готовность  и,  со  своей  стороны,
также безмерно готовы.
     Командир говорит:
     - Ну!.. - и закуривает папиросу не тем концом. - Ну!.. - говорит. - -
Да!..
     Помполит говорит:
     - Морально-политическое состояние экипажа! - А  у  самого  зрачки  по
блюдцу, и плещется в тех блюдцах то, о чем вслух не говорят.
     А старпом почему-то изгибается буквой зю, и распрямляться не хочет. И
краснеет.
     А рация в рубке верещит: "Доложить готовность к отходу!"
     - Готовность что надо, - мрачно говорит командир, сжевывая папиросный
табак.
     А боцман снизу - старорежимным оборотом:
     - Прикажете грузить?
     Командир машет рукой, как Пугачев виселице, и - обреченно:
     - Принять на борт. Построить на полубаке к инструктажу.
     И малярши радостной толпой валят по трапу, а морячки  беснуются  и  в
воздух чепчики бросают, и загнать их по местам нет никакой возможности.
     - Команде по местам стоять!!! - вопит командир. - Отдать носовой!!!
     Потому что никакого времени  что  бы  то  ни  было  изменить  уже  не
остается. В качестве альтернативы - исключительно трибунал; а перед  такой
альтернативой человеку свойственно нервничать.
     И раздолбанный крейсер тихо-тихо  отваливает  от  стенки,  а  малярши
выстраиваются на полубаке в четыре шеренги,  теснясь  выпуклостями,  и  со
смешочками "По порядку номеров  -  рас-считайсь!"  рассчитываются,  причем
счет никак не сходится, и с четвертого раза их оказывается  сто  семьдесят
две, хотя в первый раз получилось сто девяносто три.
     Боцман таращится  преданно  и  предъявляет  в  доказательство  список
личного состава на двести персон. Персоны резвятся,  и  становится  их  на
глазах все меньше,  и  это  удивительное  явление  не  поддается  никакому
научному истолкованию.
     Болельщики счастливо - боцману:
     - Да кто ж по головам-то! Весом  нетто  надо  было  принимать  -  без
упаковки!
Записан

Strateg

  • Генерал-Лейтенант
  • ********
  • Репутация: +234/-39
  • Не в сети Не в сети
  • Пол: Мужской
  • Сообщений: 15071
  • TLC 150 Executive

Командир вышагивает - инструктирует кратко:
     - Крейсер первого  ранга!  Дисциплина!  Правительственный  приказ!  -
Замедляет шаг: - Как звать? Не ты, вот ты! Назначаешься старшей!  Вестовой
-  препроводить  в  салон.  Боцман!  -  разбить  по  командам,   назначить
ответственных,  раздать  краску  и  инструмент,  поставить  задачи!  Через
полчаса доложить исполнение - проверю лич-но! Приступать.
     И поднимается на мостик.
     И под приветственный свист со всех кораблей  они  медленно  ползут  к
выходу из гавани.
     Командир переминается, смотрит  на  створы,  на  карту,  на  часы,  и
старпому говорит:
     - Ну что же, - говорит, - Петр Николаевич. Вы капитан второго  ранга,
опыт большой, пора уже и самостоятельно на  корабль  аттестовываться.  Так
что давайте, командуйте выход в море. На румбе там восемьдесят  шесть,  да
вы и сами все знаете, ходили. А я пока спущусь вниз: посмотрю  лично,  что
там у нас делается. А то, сами понимаете...
     И,  манкируя  таким  образом  святой  и   неотъемлемой   обязанностью
командиру на входе и выхода из порта присутствовать на мостике  лично,  он
спускается в низы. И больше командира никто нигде не видит.
     А старпом смотрит мечтательно в морское пространство, принимает опять
позу буквой зю, шепчет что-то беззвучно и звонит второму штурману:
     - Поднимитесь-ка, - говорит, - на мостик.
     - Ну что, - говорит он ему, - товарищ капитан третьего ранга. Я ухожу
скоро  на  командование,  корабль  получаю,  вот  после   перехода   сразу
аттестуюсь. А вам расти тоже пора, засиделись во вторых,  а  ведь  вы  как
штурман не слабее меня,  и  командирский  навык  есть,  не  отнекивайтесь;
грамотный судоводитель, перспективный офицер. Дел у  нас  сейчас,  как  вы
знаете, невпроворот, и все у старпома на горбу висит, так что примите  мое
доверие,  давайте:  из  гавани  мы  уже  почти  вышли,  курс  проложен   -
покомандуйте пару часиков, пока я по хозяйству побегаю, разгону всем дам и
хвоста накручу. Тем более, - напоминает со значением, - ситуация на борту,
можно сказать, нештатная, тут глаз да глаз нужен.
     И  с  видом  сверх  меры  озабоченного  работяги-страдальца   старпом
покидает мостик; и больше его тоже никто нигде никогда не видит.
     ...И вот на третьи сутки командир звонит из своей  каюты  на  мостик:
как там дела? где местонахождение, что на траверзе, скоро ли подходим? И с
мостика ему никто не отвечает. Он немного удивляется,  дует  в  телефон  и
звонит в штурманскую рубку. И там  ему  тоже  никто  не  отвечает.  Звонит
старпому - молчание. Он в машину звонит! корабль-то на ходу, в иллюминатор
видно! А вот вам - из машины тоже никаких признаков жизни.
     Командир  синеет,  звереет  и  звонит  вестового.  И  -  нет  же  ему
вестового!
     А из алькова командирского, из койки, с сонной нежностью спрашивают:
     - Что ты переживаешь, котик? Что-нибудь случилось?..
     Котик издает свирепое рычание, с треском влезает в китель.
     - Ко-отик! куда ты? а штаны?..
     Командир смотрит в зеркало на помятейшую рожу с черными тенями вокруг
глаз и хватается за бритву.
     - Да и что ж это  ты  так  переживаешь?  -  ласково  утешает  его  из
простынь  наикрасивейшая  малярша,  и  назначенная  за   свои   выдающиеся
достоинства старшей и приглашенная, так сказать, по чину. - У вас ведь еще
такая уйма народу на корабле, если что вдруг и случилось бы - так найдется
кому присмотреть.
     Командир в гневе сулит наикрасивейшей малярше то, что она уже  и  так
получила в избытке, и, распространяя свежевыбритое сияние, панику и  жажду
расправы вплоть до повешения на реях, бежит на мостик.
     При виде его полупрозрачная фигура на штурвале издает  тихий  стон  и
начинает оседать, цепляясь за рукоятки.
     - Вахтенный помощник!!! - гремит командир.
     А вот ни фига-то никакого вахтенного помощника. Равно как  и  прочих.
Командир  перехватывает   штурвал,   удерживая   крейсер   на   курсе,   а
матрос-рулевой, хилый первогодок, норовит провалиться в обморок.
     - Доложить!! где!! штурман!! старший!!
     А рулевой вытирает слезы и слабо лепечет:
     - Товарищ капитан... первого ранга... третьи сутки  без  смены...  не
ел... пить... гальюн ведь... заснуть  боялся...  -  и  тут  же  на  палубе
вырубается: засыпает.
     Командир ему твердою рукой - в ухо:
     - Стоять! Держать курс! Трибунал!  Расстрел!  Еще  пятнадцать  минут!
Отпуск! В отпуск поедешь! - И прыгает к телефону.
     При слове "отпуск" матрос оживает и встает к штурвалу.
     Командир беседует с телефоном. Телефон разговаривать с ним не  хочет.
Молчит телефон.
     Он несется к старпому и дубасит в дверь. Ничего ему дверь на  это  не
отвечает: не  открывается.  Несется  в  машину!  Задраена  машина  на  все
задрайки, и не подает никаких признаков жизни.
     Кубрики задраены, башни и снарядные погреба, задраена  кают-компания,
и даже радиорубка тоже задраена. И задраена дверь этой сволочи  помполита.
И малым ходом движется по тихой штилевой Балтике эдакий Летучий  Голландец
"Свердлов", без единого человека где бы то ни было.
     И только с мостика  душераздирающе  стонет  рулевой,  подвешенный  на
волоске меж  отпуском  и  трибуналом,  истощив  все  силы  за  двое  суток
исполнения долга, в то время как прочие истощили  их  за  тот  же  период,
исполняя удовольствие... Да мечется в лабиринтах броневого  корпуса  чисто
выбритый, осунувшийся и осатаневший командир, матерясь во  всех  святых  и
грохоча каблуками и рукоятью пистолета во все люки и переборки.  Но  никто
не откликается на тот стук, словно вымерли  потерпевшие  бедствие  моряки,
опоздало спасение, и напрасно старушка ждет сына домой.
     В кошмаре и раже командир стал делить количество патронов в обойме на
численность экипажа, и получил бесконечно малую дробь, не  соответствующую
решениям задачи.
     Он прет в боевую рубку, и врубает ревун боевой тревоги,  и  объявляет
по громкой  трансляции  всем  стоять  по  боевому  расписанию,  настал  их
последний час.  И  таким  левитановским  голосом  он  это  объявляет,  что
матросик на руле окончательно падает в обморок. Крейсер тихо скатывается в
циркуляцию. Команда, очевидно, в свой последний час  спешит  пожить  -  не
показывается. И только вдруг оживает связь: машина докладывает.
     Слабым таким загробным голосом докладывает:
     - Товарищ командир... Третьи сутки на  вахте...  один...  Сил  нет...
прошу помощи...
     - Кто в машине?! Где стармех?! Где вахтенный механик?!
     - Матрос-моторист Иванов. Все кто  где...  мне  приказали...  обещали
сменить, значит... если я, то и мне... Что случилось у нас?
     - Пожар во втором снарядном погребе!!! - орет командир по  трансляции
и врубает пожарную тревогу. - Давай, орлы,  сейчас  на  воздух  взлетим!!!
Пробоина в котельном отделении!!! Водяная тревога!!! Тонем же на хрен!!! -
взывает неуставным образом.
Записан

Strateg

  • Генерал-Лейтенант
  • ********
  • Репутация: +234/-39
  • Не в сети Не в сети
  • Пол: Мужской
  • Сообщений: 15071
  • TLC 150 Executive

И тогда повсюду начинают лязгать задрайки и хлопать люки  и  двери  и
раздается истошный женский визг. И на палубу прут изо  всех  щелей  и  дыр
полуодетые, четвертьодетые и вовсе неодетые малярши и  начинают  бегать  и
визжать, а через них валят напролом, застегиваясь на ходу, бодрые  матросы
- расхватывают багры и огнетушители, раскатывают шланги и брезенты.
     - Старпома на мостик!!! - орет командир. - Командиров БЧ на мостик!
     И когда они, застегнутые не на те пуговицы и с развязанными шнурками,
вскарабкиваются пред его очи, дрожа и потея  как  от  сознания  преступной
своей греховности, так и от оной греховности последствий...
     - Пловучий  бордель,  -  зловеще  цедит  командир...  -  А-а-а...  из
крейсера первого ранга - бардак?.. Что...  товарищи  офицеры!!!  моральный
облик!!! несовместимый! из кадров! к  трепаной  матери!  без  пенсии!  под
трибунал! за яйца! - Волчьим оскалом - щелк:
     - Штурман!
     - Так точно! - хором рубят штурмана.
     - Местонахождение! Кто на румбе?!
     И дает отбой тревогам:
     - Баб - всех - в носовой кубрик! на задрайку! часового! найду  где  -
своей рукой! за борт! расстреляю!
     Выясняется, что тем временем  на  траверзе  рядом  -  Рига.  Командир
приказывает менять курс на нее и  шлепать  в  Ригу.  И  через  пару  часов
страшный, как после атомной  войны,  "Свердлов"  своим  малым  инвалидским
ходом вваливается в порт и просит приготовиться к приему двухсот ремонтных
рабочих. Командир связывается с военным комендантом - убеждает  обеспечить
уж их доставку домой, в Кенигсберг. Да нет, дисциплинированные;  выполняли
срочное задание...
     Выполнивших срочное задание малярш снова выстраивают на полубаке,  но
уже под бдительной охраной, и командир принимается лично пересчитывать  их
по взлохмаченным головам. Может, если б он их по другим местам считал,  то
и результат получился бы другой, а так у него получилось девяносто семь.
     - Или через пять минут я сосчитаю до двухсот,  -  говорит  обозленный
своими арифметическими успехами командир старпому, - или через пять  минут
на крейсере открывается вакансия старшего помощника. Тебя в школе  устному
счету не учили? так получишь прокурора в репетиторы.
     И  бедных  малярш,  размягченных  и  осоловевших  от  военно-морского
гостеприимства, извлекают из таких мест корабля, по сравнению  с  которыми
шляпа фокусника - удобное и просторное  жилище:  из  шкапчиков,  закутков,
рундуков, шлюпочных  тентов,  вентиляционных  шахт,  топливных  цистерн  и
водяных емкостей. И через полчаса их сто пятьдесят шесть.
     Старпом плачет и клянется верностью присяге.
     - Боцман,  -  осведомляется  командир,  -  ты  на  Колыме  баржой  не
заведовал? Аттестую!!
     И боцман, скрежеща зубами, буквально шкрябкой продирает все  закоулки
корабля, и малярш набирается сто девяносто три.
     - Ладно, хрен с ним,  -  примирительно  останавливает  командир,  тем
более что из недостающих семи одна, самая  качественная,  спит  у  него  в
каюте. - Время не позволяет дольше. Сгружай на фиг, ... ... ...!
     "Свердлов" швартуется к стенке, спускает трап, и опечаленные  малярши
ссыпаются на берег,  рассылая  воздушные  поцелуи  и  выкрикивая  имена  и
адреса. Вслед за чем крейсер незамедлительно отваливает - продолжать  свой
многотрудный поход.
     Объем   незавершенных   работ   и   оставшееся   время   друг   другу
соответствует, как комбайн - полевой незабудке. Командир принимает решение
сосредоточить все усилия на  категорически  необходимом.  Первое:  кончить
сборку главной машины, в Неву-то с ее фарватером и течением на  вспомогаче
не очень зайдешь. И второе: полностью  произвести  наружную  окраску,  без
чего  ужасный  внешний  вид  любимца   флота   может   быть   не   одобрен
командованием.
     И вот шлепает крейсер самым малым, а на  мачтах,  трубах,  за  бортом
болтаются в люльках матросики и спешно шаровой краской накатывают  красоту
на родной корабль. Весело работают! перемигиваются и кисти роняют.
     И кое-как, командир на грани инфаркта, они  действительно  под  обрез
успевают, и на исходе предпраздничной ночи проходят Кронштадт,  входят  на
рассвете в Неву, и обнаруживается, что буксиров для их встречи и проводки,
конечно, нет. Как обычно на флоте, одной службе не полагается знать  планы
другой, и коли доподлинно известно, что "Киров" подорвался и в  параде  не
участвует, то с чего бы портовой службе слать ему буксиры. А  о  геройском
подвиге "Свердлова"  ее  не  информировали.  И  "Свердлов"  самостоятельно
вползает в Неву, проходит мост лейтенанта Шмидта... а это  совсем  не  так
просто - тяжелому крейсеру в реке своим ходом протискиваться к  стоянке  и
вставать на бочки. Течение сильное, фарватер  узкий,  места  мало,  осадка
приличная - того  и  гляди  сядешь  на  мель,  подразвернет  тебя  поперек
течения, и - сушите весла и сухари, товарищ командир.
     И командир, в  мокром  насквозь  кителе,  отравленный  бессонницей  и
никотином бесчисленных папирос, заводит-таки крейсер на  место!  А  сверху
сигнальщик торжественно поет, что у ступеней Адмиралтейства стоит, судя по
вымпелу, катер командующего флотом, и сам командующий,  горя  наградами  и
галунами  парадной   адмиральской   формы,   наблюдает   эволюции   своего
дубль-флагмана.
     "Свердлов" замирает точно в  предназначенной  ему  позиции,  напротив
Адмиралтейства, и начинает постановку на бочки. И тут до всех доходит, что
бочек никаких нет. По той же причине - раз нет "Кирова", значит, не  нужны
ему здесь и бочки, а насчет приказа "Свердлову" на срочный  переход  -  не
портовой службы это собачье дело, им об этом знать раньше времени,  вроде,
и по штату не полагается. Короче - не к чему швартоваться.
     Командир поминает, что покойница-мама еще в  детстве  не  велела  ему
приближаться к воде. И, естественно, приказывает отдавать носовые якоря. А
это маневр не простой: надо зайти выше по течению,  до  самого  Дворцового
моста, ставить якоря и тихо сползать вниз по течению, пока якоря возьмутся
за грунт, и чтоб точно угадать место, где они уже будут держать. И  из-под
командирской фуражки валит пар.
Записан

Strateg

  • Генерал-Лейтенант
  • ********
  • Репутация: +234/-39
  • Не в сети Не в сети
  • Пол: Мужской
  • Сообщений: 15071
  • TLC 150 Executive

А адмиральский катер тем временем, не дожидаясь окончания  всех  этих
пертурбаций, срывается пулей с места, красивой пенной  дугой  подлетает  и
притирается  к  борту,  ухарь-баковый   придерживает   багром,   вахтенный
горланит:
     - Адмиральский  трап  подать!  -  и  адмиральский  трап  с  четкостью
опускается до палубы катера. И адмирал со свитой восходит на крейсер,  под
полагающиеся ему по должности пять свитков  и  чеканный  рапорт  дежурного
офицера.
     Адмирал следует на мостик, который командир до  окончания  постановки
на якоря покидать не  должен,  с  удовольствием  наблюдает  за  последними
распоряжениями,  оценивает   распаренный   вид   командира,   благосклонно
принимает рапорт и жмет руку:
     - Молодец! Службу знаешь! Ну что - успел? то-то. Благодарю!
     Командир тянется и цветет,  и  открывает  рот,  чтоб  лихо  отрубить:
"Служу Советскому Союзу!" Но вместо этих молодецких слов  вдруг  раздается
взрыв отчаянного мата.
     Адмирал поднимает брови. Командир глюкает кадыком.  Свита  изображает
скульптурную группу "Адмирал Ушаков приказывает казнить турецкого пашу".
     - Кх-м, - говорит адмирал, заминая неловкость; что ж, соленое слово у
лихих моряков, да по запарке - ничего... бывает.
     - Служу Советскому Союзу, - сообщает, наконец, командир.
     - Пришлось попотеть? - поощрительно улыбается адмирал.
     И в ответ опять - залп убийственной брани.
     Адмирал злобно смотрит на  командира.  Командир  четвертует  взглядом
старпома. Старпом издает змеиный шип на помполита. У  помполита  выражение
как у палача, да угодившего вдруг на собственную казнь.
     Матюги сотрясают воздух вновь, но уже тише. А над  рассветной  Невой,
над водной  гладью,  меж  гранитных  набережных  и  стен  пустого  города,
разносится  непотребный  звук  с  замечательной   отчетливостью.   И   эхо
поигрывает, как на вокзале.
     Адмирал вертит головой, и все вертят, не понимая  и  желая  выяснить,
откуда же исходит это кощунственное безобразие.
     И обращают внимание, что вниз по течению медленно  сплывает  какое-то
большое белое пятно. А в середине этого пятна иногда появляется  маленькая
черная точка. И устанавливают  такую  закономерность,  что  именно  тогда,
когда эта точка появляется, возникает очередной букет дикого мата.
     - Сигнальщик! - срывается с последней гайки в истерику командир. -  -
Вахтенный!!! Шлюпку! Катер! Определить! Утопить!!!
     Шлепают катер, в него прыгает  команда,  мчатся  туда,  а  с  мостика
разглядывают в бинокли и обмениваются замечаниями, пари держат.
     Катер влетает в это пятно, оказывающееся белой масляной  краской.  Из
краски выныривает голова, разевает пасть и бешено матерится.  Булькает,  и
скрывается обратно.
     При следующем появлении голову хватают и  тянут.  И  определяют,  что
голова принадлежит матросу с крейсера. Причем вытягивается из воды  матрос
с большим трудом, потому что к ноге у него намертво привязано  ведро.  Вот
это ведро, естественно, тащило его течением на дно. А когда ему  удавалось
на две секунды вынырнуть, он и вопил,  требуя  спасения  в  самых  кратких
энергических выражениях.
     Оказалось, что матрос сидел за бортом верхом на лапе якоря  и  срочно
докрашивал ее острие в белый цвет. И  когда  якорь  отдали,  пошел  и  он.
Забыли матроса предупредить,  не  до  того!  красить-то  его  послал  один
начальник, а командовал отдачей якоря совсем другой. Ведро же ему надежным
узлом привязал за ногу боцман, чтоб, сволочь, не утопил казенное имущество
ни при каких обстоятельствах.
     Командир, пред адмиральским ледяным презрением,  из-за  такой  ерунды
обгадилась самая концовка блестящая такой многотрудной операции - хрипом и
рыком вздергивает на мостик боцмана:
     - А тебе, - отмеряет, - твой матрос?! - десять суток гауптвахты!!
     Несчастный боцман тянется по стойке смирно и не может  удержаться  от
непроизвольного, этого извечного вопля:
     - За что!.. товарищ командир!
     На что следует ядовитый ответ:
     - А  за  несоблюдение  техники  безопасности.  Потому  что,  согласно
правилам техники безопасности, при работе за бортом матрос должен был быть
к лапе якоря принайтовлен... надежно... шкер-ти-ком!
Записан

Captain

  • Капитан 3 ранга подплава по жизни, а на форуме аж
  • Генерал-Полковник
  • *********
  • Репутация: +2513/-0
  • Не в сети Не в сети
  • Пол: Мужской
  • Сообщений: 26442
  • Город: Столица Гондураса и область
  • Dum spiro, Spero!
    • TLC 120 4.0

Здорово! ;D yes ;D
Записан

подрыв устоев

  • Старлей
  • **
  • Репутация: +1/-0
  • Не в сети Не в сети
  • Сообщений: 136

отлично))))))))))))))))))))))
Записан