Атака "Энтерпрайза", или мёртвая петля
..Полковник наш рожден был хватом...
Лермонтов, «Бородино»
Противоборство двух систем было в самом разгаре, вовсю полыхала
«холодная война», и отблески её зарева были видны на всех материках,
морях и континентах. Империализм – угроза миру! Империализм – источник
войн! Империализм – тормоз прогресса! США – ударная сила мирового
империализма. И наоборот: социализм – оплот мира и прогресса всего
человечества, а Советский Союз – его авангард, надежда и опора. Отсюда
совершенно понятна и очевидна роль Вооружённых Сил, а следовательно, и
Военно-морского флота. Всё, что создано народом, должно быть надёжно
защищено. Так это или немножечко иначе – думать было некогда. Во-первых:
работал «железный занавес». Во-вторых: надо было противостоять злобным
проискам этого самого империализма, а их было не счесть. Сил и средств у
империалистов хватало с избытком, хотя социализм вёл развернуто
наступление… Но до открытой схватки не доходило – наверное, потому, что у
обеих сторон не было уверенности в том, останутся ли на планете
победители, не говоря уж о побеждённых. Китай с его миллиардным
населением – не в счёт.
В общем, вот на таком историческом фоне и
служил Советскому Союзу командир многоцелевой атомной подводной лодки,
один из многих и ничем особенным от других не отличавшийся. Хотя – слыл
на флоте чудаком из-за своих двух сумасбродных идей.
Первая –
сделать на подводной лодке «мёртвую петлю». Вторая – торпедировать
авианосец «Энтерпрайз». Ни больше, ни меньше. Причём обе мечты были
вынесены ещё из стен училища, и до сих пор командир не образумился.
Нет-нет, да и ляпнет где-нибудь – чаще, конечно, по пьяни.
Идея с
«мёртвой петлёй» родилась на вступительной лекции по ТУЖК, когда
преподаватель из бывших механиков авторитетно заявил, что аэродинамика и
гидродинамика – близнецы и братья, вернее сестры, и что законы
управления подводной лодкой сродни законам управления самолётом. Правда,
со временем мечта несколько поблекла, выветрилась и стала какой-то
нереальной. Механики-сослуживцы снисходительно привели массу доводов о
её несостоятельности. Это и провал на запредельную глубину погружения, и
что разность в плотности воды и воздуха – более тысячи раз! – приводит к
разности в скоростях, а посему в верхней мёртвой точке всё будет падать
вниз, так как вес незакреплённых предметов превысит величину
центробежной силы, а в трюмах вода…
— Трюма по уставу должны
быть сухими, и всё раскреплено по-штормовому! – впадал в ярость будущий
командир. – А вас, умников, надо тоже привязать ремнями, как в самолёте,
и всю вахту, и с замком, а ключ у вахтенного офицера…
— Эк тебя
развезло, – добродушно посмеивались управленцы, – всё равно не
получится. Сорвёт конденсатные насосы, сработает защита, и потеряем ход.
Будет не петля, а полупетля, но, возможно, мёртвая. Иди в свою
штурманскую конуру и думай лучше, как утопить авианосец. К тому же, у
лодки в подводном положении, в отличие от самолёта, сохраняется
значительный восстанавливающий момент, который…
— А ну вас всех в
зад!!! Петлю я всё равно сделаю, на новой, глубоководной, скоростной
лодке третьего поколения, с реактором на ЖМТ! Так что – счастливо
оставаться. Натирайте мозоли на заднице, покрепче, чтобы сэр Чарльз
Дарвин в гробу перевернулся…
Тут дело в том, что старых
управленцев сравнивали с обезьянами. Мол, за столько лет щёлкать ключами
и нажимать кнопки можно научить и обезьяну – думать-то не надо.
— Слушай, – обращался правый управленец к левому, – откуда у «люкса»
могут быть столь глубокие энциклопедические знания? Сэр Чарльз, да к
тому же еще и Дарвин... Если он ещё скажет «эволюция» или ещё что-то в
этом роде, я выпаду в осадок…
На этом пикировка обычно заканчивалась.
Мысль о потоплении «Энтерпрайза» родилась одновременно со вступлением
того в строй, на занятиях по тактике, когда подробно разбиралось
потопление американской лодкой «Арчер-фиш» в конце ноября 1944 года
крупнейшего японского авианосца «Синано».
— Это был самый мощный
авианосец в мире до нынешнего времени! Семь двести тысяч тонн
водоизмещения! И был потоплен лодкой в тридцать раз меньше, чем он сам.
Только недавно вступивший в строй американский атомный ударный авианосец
«Энтерпрайз» смог превзойти «Синано» по своей мощи…
— Во бы его утопить! – вырвалось у вихрастого четверокурсника, в котором без труда можно узнать нашего мечтателя.
— Ну-ну. Мысль сама по себе неплоха, но американцы учли печальный опыт
«Синано». Его охраняли всего два эсминца. А у «Энтерпрайза»
сопровождение – будь здоров. Лодки, авиация, в том числе и
противолодочная, и спутники… Это дальнее, а в ближнем фрегатов пять
рыщет. И у самого, помимо авиации, вооружение – ого-го! Так что, мой
юный друг, о торпедной атаке «Энтерпрайза» можно только мечтать. К тому
же ход у него под тридцать узлов, даже противолодочным зигзагом –
угнаться практически невозможно. Даже если ваша железка сможет дать
такой ход, вы всё равно ничего слышать не будете за рёвом собственных
шумов. Это всё равно что на мотоцикле с завязанными глазами преследовать
гоночный автомобиль по взлётной полосе. Причём у водителя автомобиля
глаза не завязаны… За ним надо охотиться, выслеживать, прокрадываться в
ордер – одним словом, как следует надо тактику изучать. И не только в
училище, а всю службу. Вот тогда что-то может получиться. И только в
военное время – надо объяснять почему? А ещё попробуй, окажись с ним в
одном районе…
И наш юный друг начал мечтать и изучать тактику
использования авианосцев. Сперва в одиночку, а по мере служебного
продвижения начал привлекать и подчинённых. За что и прослыл на флоте
чудаком. Все старались помочь, точнее, подколоть. Например,
сослуживцы-механики, пока командиром не стал, советовали прикормить
рыбью стаю и в ней маскироваться. Или приручить пару кашалотов, записать
на плёнку и издавать звуки брачующихся дельфинов, а лучше обучить этому
акустиков – и тому подобное. Командиры и начальство шутили иначе: мол,
сегодня по нашим данным «Энтерпрайз» направляется туда-то и туда-то; ты
как, готов? Так же издевались с «мёртвой петлёй»: «Слышал, что в отдел
кадров пришла разнарядка на командира новейшей, скоростной,
глубоководной лодки. Ты как, а?»
И тем не менее командир упрямо
нёс свои несбыточные мечты через года. И вот наступило время принятия
решения – расти дальше по службе или подыскивать место на берегу? Расти
дальше не особо хотелось, а на просьбу или даже намёк о переводе
командир дивизии с начпо заявляли: «Ну, ещё одна автономка – и будет
тебе перевод». Но прошла одна, вторая, и назревала третья. Командир был
грамотным подводником, имел сколоченный экипаж и, как говорится,
пользовался авторитетом. Однако всему есть предел, и когда командир
твёрдо заявил протест и затребовал справедливости у командования, ему
«по секрету» сообщили, что эта боевая служба будет проходить в районе
предполагаемого действия АУГ с «Энтерпрайзом», и что более опытного и
грамотного командира в этом плане просто нет и быть не может… Короче,
такого иезуитского коварства в штабной дипломатии командир не ожидал.
Мечта юности… непойманная Жар-птица…
В общем, боевая служба состоялась, и районы совпали!
Трубадуры чуждой нам буржуазной идеологии говорят, что мысль может быть
материальна, и ссылаются при этом на Библию: вначале было Слово. Но
последующее поколение еврейских философов во главе с Марксом и Энгельсом
зачем-то начали утверждать, что материя первична.
Что там
первично, что вторично – думать командиру было недосуг, надо было
действовать и дальше материализовывать мечту, а точнее – теперь уже
боевую задачу. И началась игра в жмурки, гонка с завязанными глазами. На
космическую разведку надежды было мало: никакого просвета, облачность
сплошная. Но командир был отнюдь не беспомощным мечтателем, а имел
крепкую крестьянскую хватку, про авианосцы и их тактику он знал всё, что
можно было знать. Его офицеры, включая даже механиков, знали
чудаковатость своего командира и тоже старались не пропустить ни крупицы
информации про «Энтерпрайз» и его охранение.
Заканчивался
первый месяц автономки, и вот уже вторую неделю длилась слепая гонка за
самым большим и мощным авианосцем. Режим «тишина» резко сменялся самым
полным ходом, затем опять дрейф на стабилизаторе глубины без хода,
изменение глубины и снова гонка. И всё это – на готовности номер один:
ни как следует поесть, ни умыться, ни поспать. Люди вконец измотаны,
гальюны переполнены, пресная вода на исходе – всё это последствия режима
«тишина».
И вот наконец-то вознаграждение за упорство, вот она,
материализация мечты командира и всего экипажа. Лодка на стабилизаторе
глубины без хода, все молчат, напрягшись, а акустики ловят своими
чуткими электронными и человеческими ушами групповую цель, а посерёдке
что-то такое, что без труда классифицируется как авианосец! Прикинули,
посчитали – основная цель пройдёт мимо в десяти-двенадцати кабельтовых.
Вот она, мечта юности и всей последующей жизни! Ну почему, почему на
планете в эту минуту мир?!
— Боевая тревога, торпедная атака!
Колоколо-ревунную сигнализацию и «каштан» не использовать! Все команды и
доклады – только по телефону!
— Ну, писец, началось, – вырвалось у экипажа. – Бей супостата.
Но война-то холодная, время мирное, атаковать нельзя, даже имитировать
атаку… Конечно, дождётесь! Главное, чтобы зам с особистом не очухались, а
то налетят: не положено! есть директива! а помимо директивы есть у них и
стукачи свои, то бишь эти… информаторы. Кто они? По идее, должны быть и
среди офицеров. О боевой тревоге оповещены только телефонизированные
боевые посты и командные пункты, хождение между отсеками запрещено… а
цель шпарит себе на сближение двадцатиузловым ходом, курс не меняя.
Вот-вот мимо пронесётся… Надо что-то делать, как-то обозначить торпедную
атаку, пусть знают, что русский Иван не лыком шит, и не думают о
безнаказанности…
— Боцман, всплывать на перископную глубину на стабилизаторе.
Команд – минимум, всё с полуслова, все работают, выкладываясь на сто процентов.
— Поднять перископ.
В центральный прибыли взлохмаченные зам с особистом. Ишь, как
торопились, даже лоск не успели навести. Начинают потихоньку въезжать в
обстановку. Командир – к перископу, чтобы ненужных вопросов избежать.
Минут через пять авианосец будет на траверзе. Вон он, весь в огнях,
самолёты принимает – а значит, курс менять не будет. БИП вырабатывает
данные для стрельбы – всё на автомате. Командир – от перископа к
телефону:
— Минёр! Сколько нужно времени, чтобы освободить
четвёртый и пятый аппараты от торпед?.. Сколько?! Ну ты даёшь… Пять
минут! И приготовить эти аппараты к прострелке воздухом! Понятно?!
Пытавшиеся вот-вот вмешаться в обстановку зам с особистом оцепенели,
как адмиралтейские якоря на набережной Невы. Есть директива Главного
штаба с рекомендацией избегать имитации боевых атак, требующая
обеспечения собственной безопасности, предотвращения столкновения и
навалов и ещё что-то там про международную обстановку…
Минёра
тоже заклинило, и чёткого ответа «есть» не последовало. Вот те, нате.
Готовились, готовились, а всё ушло в болтовню на партсобраниях. Да, в
военное время проще: ввёл данные стрельбы – а они идеальные! – и «Пли!» А
тут все аппараты заряжены боевыми торпедами. Есть, правда, возможность
освободить два аппарата от торпед на случай аварийного выхода из
затонувшей лодки. Надо освобождать, время уходит…
Авианосец вот-вот поравняется с лодкой, а минёрское «есть» всё никак не прозвучит, да и зам с особистом скоро очухаются.
И тут механик, самый большой оппозиционер и тайный насмешник над
командирскими утопиями, нашёл выход! Он уже давно запрашивал «добро»
продуть гальюны (не заполненным «под завязку» остался только докторский в
изоляторе), но командир неизменно запрещал: продувание демаскирует
лодку. Механик матерился и утверждал, что нас скоро по запаху учуют даже
в Пентагоне.
— …минёр!..
— Комадир, – встрял механик, –
готов произвести прострелку гальюнов! Эффект такой же, а пользы больше:
не надо снимать давления с отсеков, тем более что оно и так избыточное,
и расход воздуха на это дело меньше. И нарушения директивы не будет. А?
Мысль сама по себе неплохая, но… как-то это…, а выхода другого нет…
— Ну, это совсем другое дело, – обратился почти вышедший из оцепенения зам к начинающему тоже очухиваться особисту.
— Ладно, механик, убедил, – сказал командир. – Продуть гальюны по команде.
И сам – к перископу.
В редких разрывах облаков проглядывала четверть рождающейся луны.
Лунная дорожка убегала в сторону авианосца, надвигающемуся неумолимо,
как крах капитализма.
— Механик, турбину к даче хода приготовить. Что там с гальюнами?
— Турбина готова, гальюнные аппараты второго и третьего отсеков к
стрельбе готовы, – отрапортовал механик. – Есть предложение опустить
перископ: кингстон продувки гальюнов на одном шпангоуте с перископом,
недолго и оптику загадить…
— Понял, понял, механик… БИП! Доложить данные стрельбы двумя «изделиями»!
Выслушал данные, сверился по перископу и дал команду опустить его.
— Механик, то-овсь!
— Есть товсь!
— Пли!
— Есть пли! – отрепетовал механик. – Второй и третий, продуть гальюны, воздуха не жалеть!
Через некоторое, очень маленькое, время в центральный пошёл характерный запах, и все завращали носами.
— Товарищ командир, продуты баллоны гальюнов во втором и третьем отсеках. Замечаний нет.
— Есть, механик. Поднять перископ!
Подняли. Вот это да! Командир ошалело отшатнулся от окуляров, а затем опять прильнул.
На авианосце пылал пожар! И ещё какой! Громадина продолжала следовать своим курсом.
— Товарищ командир! В нашу сторону направляется цель номер три, дистанция тридцать, – доложил командир расчёта БИП.