17 лет назад затонула подлодка «Курск». Мы тогда впервые знакомились с основными чертами характера преемника Ельцина. Выяснилось, что он умеет сохранять поразительное хладнокровие в часы и дни трагедии, катаясь на скутере в Сочи и отмалчиваясь в течение четырех дней. Что молчит он не просто так, а для того, чтобы дать врагам и предателям высказаться. Илья Мильштейн — о гибели «Курска» и о тонкостях вербовки.
О том, что она утонула, принято вспоминать раз в год, в августе, довольно кратко. Это уже давно ритуал, и мы заранее знаем, кто что скажет и в оппозиционных, и в провластных кругах, и не удивляемся, если начальство на своих телеканалах игнорирует некруглую траурную дату, как в нынешнем году. Ну сами посудите, столько лет прошло, да и событие это, гибель 118 моряков с подводной лодки «Курск», такого рода, что лучше бы его забыть и не огорчать ни себя, ни телезрителей.
Поводов для огорчений предостаточно.
До сих пор толком не установлена причина аварии, и эксперты с конспирологами, отвергая официальную версию, связанную со взрывом учебной торпеды, выдвигают и отстаивают свои. До сих пор не утихли споры о том, можно или нельзя было уберечь хотя бы часть экипажа, вовремя обратившись к иностранным спасателям. До сих пор как живой стоит перед глазами человек по имени Дыгало, «лицо катастрофы», пресс-секретарь главкома ВМФ, — тот, который рассказывал нам про «стуки» из отсеков подлодки.
Ну и другое лицо всплывает в памяти, и не только в кадрах CNN, где президент Путин с приклеенной улыбочкой на тонких губах кратко информирует Ларри Кинга о том, что случилось с «Курском». Вообще главная проблема для спецпропагандистов здесь сводится к тому, что тогда, в августе и в сентябре 2000 года, Владимир Владимирович очень долго был самим собой. Он слишком, что ли, раскрывался в те дни и недели, чего позже себе не позволял. Он был еще неопытен и подставлялся, не считая нужным прятать чувства и убеждения. Он был по-своему искренен.
Мы тогда впервые знакомились с основными чертами его характера. Выяснялось, что преемник Ельцина умеет сохранять поразительное хладнокровие в часы и дни трагедии, катаясь на скутере в Сочи и отмалчиваясь в течение четырех дней. Что молчит он не просто так, а для того, чтобы дать врагам и предателям высказаться и окончательно понять, кто ему враг, а кто предатель, типа Березовского. Если же выражает личное отношение к происходящему, то может и не сдержаться. Впадая в гнев и обзывая «шлюхами, нанятыми за 10 долларов» несчастных вдов и сестер погибших подводников, почему-то не боится, что знаменитый телекиллер выболтает содержание разговора. Пускай болтает. Наконец, именно тогда, 22 августа, встретившись с вдовами и сестрами, он проведет первый настоящий сеанс коллективной вербовки, первую свою «Прямую линию».
Это и сегодня, 17 лет спустя, читается как учебное пособие по работе с людьми в закрытых помещениях. Люди, смертельно уставшие от начальственной лжи, обрушивают на него ярость и отчаянье, а он переводит стрелки на журналистов, которые развалили страну. Люди надеются, что их близкие еще живы, а он, по свидетельству репортера Колесникова, который не без упоения расскажет об этом много лет спустя в соловьевском фильме «Президент», успешно убеждает их в том, что мужья и братья мертвы. А потом переходит к главному, суля собравшимся «зарплату мужа за десять лет вперед», квартиры в Москве и Питере, все что угодно, лишь бы успокоились и смирились, и перестали обвинять власть в бесчеловечности. А в нем разглядели спасителя и отца родного. И тут, читая стенограмму, физически ощущаешь, как меняется настроение в зале, и кто-то уже заговаривает о скорбной бытовухе, о размере зарплат, которых Путин не знает, на секунду теряется и переспрашивает, и обещает юных нерасписанных вдов зачислить в жены... Ведь мертвых не воскресишь, а жить дальше надо, и выбираться надо из этой чертовой дыры, из Видяево.
Это невыносимый сюжет, но и поучительный, поскольку в таком духе он будет вербовать после миллионы людей. Обыкновенных зрителей и тех счастливцев, которым удастся прорваться к микрофону в ходе других «Прямых линий», которые покажут по телевизору. Технология не изменится, простенькая по сути, но необычайно эффективная. Я вам починю крышу, построю дом, попрошу упертого супруга купить собачку, накажу местного чиновника, подлеца равнодушного и нерадивого, а вы меня услышите и полюбите. И они его слушают и любят, и голосуют за него, семнадцать с половиной лет подряд, и это процесс по сути своей неостановимый и вечный: формирование Путинского большинства.
Что говорить, тогда, в августе рокового нулевого года у общества имелся шанс — понять, кто перед ним, осудить и отвергнуть. Еще Россия была, что называется, свободной, и телеканалы вещали что хотели, и «Комсомолка» при активном участии прогремевшей гораздо позже Скойбеды добывала и публиковала поименный список тех, которые утонули. Россия, у которой, как всем известно, только два союзника — армия и флот, не желала предавать моряков, но довольно скоро как-то так вышло, что предала. О том, почему это произошло, когда-нибудь будут написаны книги, с уклоном в психологию толпы и методику работы спецслужб с населением, но вот эту мысль хочется повторить и зафиксировать, что ли. Был тогда, 17 лет назад, реальный шанс разобраться в том, кого выбрали президентом, и шанс мы упустили.
Остались одни воспоминания. Раз в год выпавшая из истории страна мучительно припоминает погибших, либо, если высшее начальство запретило, предает забвению моряков «Курска». И все предсказуемо, и этот мой текст тоже едва ли перевернет кому-нибудь душу; все и так, пусть смутно, но догадываются, кого избрали и куда плывут. Просто страхи и подозрения загнаны в подкорку, и никто не ведает, что дальше делать с этим тайным знанием, с этой позабытой надеждой на перемену участи. «Она утонула», — сообщает он американскому шоумену, одаривая собеседника улыбочкой, и вроде не нужно ничего объяснять или там уточнять, переспрашивая. Нужно действовать. Но поздно, и ликующие граждане, давно научившиеся в своих отсеках дышать тем воздухом, которым дозволено, и бредить от удушья, ни с кем другим плыть в будущее не хотят. Только с ним, неутомимым ныряльщиком, непотопляемым, как российская подлодка.
И. Мильштейн.