Так живёшь тихонечко, бережёшь эмоции,
Сам с собою в шахматы — и нервы не шалят.
Но вокруг не вакуум, но вокруг-то — социум.
Как выйдешь в этот социум — сразу нахамят.
Вот идёшь по улочке мимо палисадничка,
Радуешься солнышку, всех готов обнять.
Ну, толкнёшь прохожего: "Ой, извините, дядечка!"
А он как пасть разинет — и давай вонять,
Дескать, "Ох и обнаглели!
Ну творят, чего хотят!
Ходят тут, очки надели,
А под ноги не глядят.
Извиняйся перед тёщей!
Прётся прямо по людям.
Ты купи очки потолще!" —
Здравствуй, милый, здравствуй, хам!
Как в зверинце все живут, вежливость утратили,
Не по-батюшке зовут, норовят по матери!
Где-то сеют хлебушек, совершают подвиги.
Тонет Фёдор Конюхов, но продолжает плыть!
А мне что теперь — всю жизнь ходить, только глядя под ноги,
Чтобы хаму на мозоль вдруг не наступить?
Вот стоит он, как скала, он, венец творения,
Наливной, троллейбусный, натуральный хам.
На челе его простом — признак вырождения
И печать пристрастия к жидкости «Агдам».
Граждане общаются с чувством отвращения —
Это называется "роскошью общения".
Хама может обуздать только сила грубая,
Скажем, пуля. Но нельзя — с детства заучил:
Гуманизм, туда-сюда, человеколюбие…
Но человек бы восемь я бы лично замочил!
Нагрубят в троллейбусе, рявкнут в поликлинике,
Снизойдут презрительно в паспортном столе.
Возлюбите ближнего, грубияны, циники!
Вот я ж люблю вас, милые! Где же пистолет?
"Гражданин, приём окончен.
Ну так что ж — без десяти?
Ну так мало ль кто чё хочет!
Я вот домой хочу уйти!
Ой, ты права тут не качай мне.
Кто грубит? Ах, я грублю!
Мы Сорбонны не кончали,
Я и так тебя пошлю!"
До чего же довела наша жизнь дебильная!
Я ругаюсь не со зла — психика лабильная…
Возвратишься взвинченный, съешь солянки порцию,
Капнешь валерьяночки в рюмку с коньяком.
Пропади он пропадом — этот самый социум!
Лучше — сам с собою в шахматы за тройным замком.
Но попадётся мне тот хам — Вырву гаду сердце я!
Мне отмщенье, аз воздам! Да… Интеллигенция….
Шаов