Измученный рыцарь с карманным драконом,
со взглядом блуждающим и отрешенным,
верхом на коне, до ушей пропыленном,
казался чужим в этом мире зеленом.
Дракон никуда на цепочке не рвался,
понуро молчал и простывшим казался,
садился, вздыхал задней лапой чесался,
ну, в общем, не двигался – передвигался.
И конь не старался держаться игриво:
повыщипан хвост, измочалена грива,
копыта не чищены, морда
соплива...
И рыцарь болтается так сиротливо.
Но тут из цветов (абсолютно без грима)
цветастая бабочка. Неповторима!
Взлетела к дракону, судьбою гонима,
А он ее хвать языком. Только мимо!
Ах, как он кричал! Как он с места сорвался!
Ах, как он потешно за бабочкой гнался!
Коня за собой на цепочке волочит,
а тот упирается (словно, не хочет).
И рыцарь (что делать!) трясется, но мчится,
и что-то кричит. Ну никак матерится!
Вдруг... общая куча... драконы... копыта...
истерзанный рыцарь... забрало разбито...
И медленно-медленно (словно не знает)
над всем этим бабочка мирно взлетает...
Давайте ж, за бабочек мило парящих,
драконов дразнящих и смуту вносящих,
за сказочных бабочек и настоящих
поднимем бокалы, друзья! (с)