Слышал, что во время войны наши лётчики бомбили Берлин. Притом не в конце войны, когда пехота давила врага на поверхности, а в самом начале - в августе 1941 года.
Затея принадлежала мудрому и дерзкому человеку - лётчику с фамилией Жаворонков, который в силу причин уже не летал сам, но болел лётным делом. Изложив ситуацию и своё дерзкое предложение НарКому Жаворонков прекрасно понимал, что риск был огромен, но игра стоила свеч и срочно нужны были маленькие победы в большой войне, которые способны подломить врага и укрепить боевой дух солдат, защищающих свою Родину от захватчиков. Сталин план одобрил. Разработать и руководить операцией назначил автора данной затеи - Жаворонкова.
Повествование длинное, с элементами художественной литературы, которое основано на служебных журналах и личных письмах участников событий.
Лично я прочитал всё как голодный пионер. Был впечатлён. В тексте присутствует много хронологии и фактов, зафиксированных в куче источников.
Первый минно-торпедный
За первые три недели войны на аэродром Беззаботное, где базировалась 8-я бомбардировочная авиационная бригада Краснознаменного Балтийского флота, с инспекционными целями приезжали три флагманских специалиста штаба военно-воздушных сил флота. В неделю по человеку. Не много ли? Ведь в предвоенные годы подобные посещения осуществлялись раз в квартал, а то и реже. А тут зачастили штабисты из Москвы. И вот в заключение приехал сам командующий ВВС Военно-Морского Флота генерал-лейтенант авиации Жаворонков.
Командир авиабригады полковник Логинов пытался разгадать истинную причину внезапного появления Жаворонкова в Беззаботном, ведь просто так командующий не приедет. Значит, что-то его очень волнует, беспокоит. В первую очередь, видимо, большие потери, которые неоправданно несут полки авиабригады.
8-я бомбардировочная авиационная бригада с третьего дня войны начала активные боевые действия. Ранним утром 24 июня на выполнение первой боевой задачи — уничтожение немецкого морского десанта, обнаруженного в двадцати милях севернее Либавы, Логинов отправил в полном составе 1-й минно-торпедный авиационный полк, который повел заместитель командира полка капитан Федоров, и 57-й бомбардировочный авиаполк во главе с полковником Преображенским. К сожалению, разведданные оказались не точными, морской десант противника летчиками обнаружен не был, и тогда все 70 бомбардировщиков и торпедоносцев нанесли удар по запасной цели — порту Мемель, где базировались немецкие корабли. На аэродром не вернулись два самолета.
С 26 июня и до конца месяца авиабригада наносила бомбардировочные удары по аэродромам Финляндии, на которых базировались самолеты 5-го немецкого воздушного флота, бомбила пушечный завод в Турку, ставила ночью с воздуха мины на подходах к морским базам Хельсинки, Котка и Турку.
Особенно памятным был день 30 июня. Свыше ста самолетов авиабригады были направлены в район Даугавпилса с задачей разрушения переправы через Даугаву и уничтожение танков и живой силы противника, пытавшихся форсировать реку. В целом поставленная задача была выполнена, переправа через Даугаву разрушена, но очень дорогой ценой. Морским летчикам, проявившим хладнокровие, мужество и героизм, приходилось не столько бомбить боевые порядки войск противника, сколько отбиваться от наседавших со всех сторон немецких истребителей. Пятнадцать из них были сбиты воздушными стрелками. Потери же 8-й авиабригады были почти в три раза большими. Только 1-й минно-торпедный полк не досчитался тринадцати торпедоносцев.
В этом неравном воздушном бою морских бомбардировщиков с немецкими истребителями впервые был осуществлен двойной таран. Его произвел экипаж ДБ-3 младшего лейтенанта Петра Игашева. В схватке над рекой с тремя истребителями Ме-109, когда торпедоносец был подожжен перекрестными очередями, Игашев решительно бросил свой тяжелый самолет в пикирование, догнал зазевавшийся «мессершмитт» и правым винтом отсек хвост истребителя, который рухнул на землю. К этому времени пламя охватило уже весь ДБ-3, и младший лейтенант Игашев направил его в движущуюся колонну немецких танков.
В первой половине июля 8-я авиабригада в интересах Северо-Западного фронта наносила бомбовые удары по танковым и механизированным войскам противника в районе Луги, Осьмино, Кингисеппа, Гдова, озера Самро. И лишь 13 июля морские летчики наконец-то атаковали в Рижском заливе свою главную цель: конвой кораблей противника в составе сорока вымпелов, идущий с войсками, вооружением и боеприпасами из Лиепаи в Ригу. Шесть транспортов были потоплены и четыре повреждены.
Обо всем этом полковник Логинов подробно доложил командующему ВВС флота в первые же часы его пребывания в Беззаботном. Большие потери в самолетах и личном составе он объяснял полным отсутствием прикрытия истребителей при бомбовых ударах и выполнением дальними бомбардировщиками и торпедоносцами не свойственных их классу задач, в частности одиночных полетов на разведку в Балтийское море. К тому же начинала сказываться и чрезмерная, выше всяких установленных норм, эксплуатация самолетов, а также усталость экипажей, по три-четыре раза в день вылетавших на боевые задания. Жаворонков согласился с доводами командира авиабригады и пообещал обо всем переговорить в штабе Северо-Западного фронта, кому оперативно подчинялась морская авиация Балтфлота.
Об истинной цели приезда генерал-лейтенанта авиации Жаворонкова в Беззаботное никто в 8-й бомбардировочной авиабригаде даже не догадывался, не знали о ней и в штабе ВВС флота в Москве. Командующий намеревался лично подобрать наиболее боеспособный авиационный полк для выполнения в недалеком будущем стратегической задачи по уничтожению основных сил немецкого военно-морского флота на Балтийском море. На эту мысль его натолкнуло восторженное сообщение британского адмиралтейства о потоплении английской эскадрой 27 мая в Атлантике самого мощного линейного корабля фашистской Германии «Бисмарка». Жаворонков затребовал от военно-морского атташе СССР в Великобритании подробности морского сражения, внимательно изучил весь ход операции с английской и немецкой сторон и пришел к выводу, что потопить линкор без участия морской авиации англичане ни за что бы не смогли...
Флагман немецкого военно-морского флота линкор «Бисмарк», пожалуй, самый мощный в мире корабль подобного класса, был спущен на воду всего лишь год назад. На нем стояло современное артиллерийское вооружение, при конструкции использовались все достижения мирового кораблестроения. Машины позволяли этой громаде развивать скорость в 30 узлов, почти равной скорости движения поезда — свыше 55 километров в час. Экипаж насчитывал более 2200 матросов и офицеров. Предназначался «Бисмарк» для участия в операции «Рейнубунг» по прорыву английской блокады в Атлантике и, главное, для постоянного крейсерства на морских путях с задачей не допускать американские суда с грузами в Великобританию.
Командир линкора капитан 1 ранга Линдеман получил приказ от морского командования 18 мая выйти из Данцига в Северную Атлантику для выполнения операции «Рейнубунг». Сопровождать линкор было предписано быстроходному крейсеру «Принц Ойген». Общее руководство походом поручалось адмиралу Лютенсу, который поднял свой флаг на «Бисмарке». Адмирал, не мудрствуя лукаво, вместо того чтобы скрытно вывести корабли в Северное море по каналу кайзера Вильгельма, принял рискованное решение открыто выходить в Атлантику через проливы Каттегат и Скагеррак, используя свое превосходство в скорости. Ему было невдомек, что проливы с датского берега контролировались английской разведывательной службой. Тотчас британское адмиралтейство послало линкор «Принц Уэльсский» и крейсер «Худ» в погоню за вышедшими на просторы Северной Атлантики «Бисмарком» и «Принцем Ойгеном». Встреча состоялась 24 мая где-то между Исландией и Гренландией. Она ознаменовалась коротким боем: третьим залпом орудий главного калибра «Бисмарк» накрыл английский крейсер; один из бронебойных снарядов угодил в отсек с боеприпасами, и «Худ» быстро затонул. Лишь троим морякам из 1421 члена экипажа чудом удалось спастись. И самому «Бисмарку» не удалось увернуться от снарядов английского линкора «Принца Уэльсского». Он получил попадание на высоте ватерлинии рядом с топливным отсеком. Адмирал Лютенс изменил курс на оккупированную Францию, где намеревался устранить повреждение и снова вернуться в Атлантику. И тут только впервые из радиоперехвата он узнал, чти на английских кораблях установлены радиолокаторы, способные следить за «Бисмарком» в любую погоду. Вторая весть была еще менее утешительна: армада английских кораблей в составе четырех линкоров, пяти тяжелых и десяти легких крейсеров и двадцати одного эсминца устремилась в погоню за «Бисмарком». К счастью, начавшийся шторм в Северной Атлантике помог немецкому линкору намного оторваться от преследователей и даже выйти из зоны действия радиолокаторов. Казалось, опасность миновала. На радостях адмирал Лютенс по радио связался с военно-морским штабом «Вест» во Франции и потребовал приготовить все необходимое для быстрого ремонта «Бисмарка». Оплошностью самоуверенного адмирала немедленно воспользовалась английская служба радиоперехвата, довольно точно определив координаты немецкого линкора. На этот раз британское адмиралтейство возлагало свою надежду лишь на морскую авиацию, способную если не утопить «Бисмарка», то хотя бы сбить его скорость. Вечером того же дня пятнадцать английских бипланов «Свордфиш» — «Рыба-меч» настигли немецкий линкор и сбросили торпеды, одна из которых угодила точно в рулевое устройство. «Бисмарк» стал совершенно не управляем, как заведенный, он кружился лишь по кругу, представляя из себя превосходную мишень. Подошедшая армада британских кораблей принялась расстреливать потерявшего маневренность ненавистного «Бисмарка». Английские моряки мстили за своих товарищей, утонувших на крейсере «Худ». Понимая безвыходность создавшегося положения, адмирал Лютенс передал в эфир прощальные слова, до слез растрогавшие Гитлера: «Корабль потерял маневренность. Мы будем драться до последнего снаряда. Да здравствует фюрер!»
Несмотря на сотни попаданий снарядов всех калибров, «Бисмарк» продолжал держаться на плаву. И лишь после того, как крейсер «Дорсетшир» всем правым бортом выпустил торпеды, немецкий линкор начал тонуть. В 10 часов 39 минут 27 мая 1941 года, как было записано в вахтенном журнале английского крейсера, «Бисмарк» исчез в пучине, унося с собой на дно океана 2106 членов экипажа. Сто пятнадцать немецких моряков, успевших спустить шлюпки, были подобраны английскими кораблями.
Возмездие состоялось. Радости англичан не было предела. Британское адмиралтейство с гордостью отпраздновало свою триумфальную победу на море.
А Гитлер объявил трехдневный траур по погибшим на «Бисмарке» офицерам и матросам, отдавшим жизни за великую Германию...
К удивлению Жаворонкова, британское адмиралтейство все заслуги в операции по уничтожению немецкого линкора приписало своей могучей эскадре. А ведь если бы не решительные действия английской торпедоносной авиации, «Бисмарк» ушел бы во Францию и в будущем немало еще мог принести бед британскому флоту. За поражение в Атлантике Гитлер обязательно возьмет реванш на Балтике, где немецкий надводный военно-морской флот имеет полнейшее превосходство над советским. В своих северных базах на Балтийском море немцы держат наготове линейный крейсер «Тирпиц», тяжелый крейсер «Адмирал Шеер», легкие крейсера «Нюрнберг», «Кельн», «Эмден», «Лейпциг» и несколько десятков эсминцев и миноносцев. Кроме того, военно-морской флот Финляндии располагает двумя броненосцами береговой обороны «Ильмаринен» и «Вяйнемяйнен», не считая кораблей среднего класса. Противостоять им на первых порах может лишь незначительное количество советских подводных лодок, эффективность действий которых из-за удаления от военно-морских баз с каждым днем будет уменьшаться. Линкоры «Октябрьская революция» и «Марат», легкие крейсера «Максим Горький» и «Киров» не в счет; они закупорены минными полями на кронштадтском рейде и никогда больше не выйдут в Балтийское море. Вот тут-то и сыграет свою решающую роль морская торпедоносная авиация. А для начала надо иметь хотя бы авиаполк, способный нанести мощный удар торпедами по немецкой эскадре.
Таким авиационным полком Жаворонков не без основания считал 1-й минно-торпедный полк 8-й бомбардировочной авиационной бригады Краснознаменного Балтийского флота. Именно по его личной инициативе, после того как он в июле 1939 года возглавил ВВС Военно-Морского Флота, создавались минно-торпедные авиачасти. И уже через несколько месяцев была сформирована первая подобная авиачасть — 1-й минно-торпедный авиационный полк.
Морская авиация Краснознаменного Балтийского флота была наиболее подготовленной к боевым действиям, ибо сказывался опыт, полученный в зимней войне с Финляндией в 1939/40 годах. Всего ею было произведено свыше 16500 боевых вылетов, сброшены на военные объекты бомбы общим весом более 2600 тонн, на подходах к военно-морским базам поставлено 45 мин, уничтожено 65 финских самолетов. Потери же морской авиации Балтфлота составили 17 самолетов. Советское правительство высоко оценило боевые действия балтийских авиаторов. Три подразделения, в их числе и 3-я авиационная эскадрилья 1-го минно-торпедного полка, были награждены орденом Красного Знамени. Четырнадцать морских летчиков удостоены звания Героя Советского Союза.
Больше всего времени Жаворонков проводил в 1-м минно-торпедном авиаполку, знакомился с командирами эскадрилий, летчиками, штурманами. Его особенно интересовали готовность экипажей к групповым полетам ночью и в плохую погоду, на малых высотах, умение производить высотное и низкое торпедометание. В целом командующий ВВС флота остался доволен авиаполком, особенно ему импонировали командиры эскадрилий капитаны Ефремов, Гречишников и Плоткин, флагманский штурман полка капитан Хохлов. Не удовлетворял его только сам командир полка, лишь за несколько дней до начала войны назначенный на эту должность. Летчик он был опытный, смелый и решительный, однако раньше никогда не летал на дальних бомбардировщиках Ил-4. На выполнение боевых заданий эскадрильи водил заместитель командира полка капитан Федоров. А для нанесения будущих торпедных ударов по фашистской эскадре в Балтийском море должен вести полк только сам командир. Таким командиром, по заключению Жаворонкова, мог бы стать полковник Преображенский, командовавший соседним, 57-м бомбардировочным авиационным полком. Преображенский проявил себя еще в финскую войну, за что был награжден орденом Ленина, да и сейчас он ежедневно водит свой полк на бомбардировку вражеских танковых колонн и моторизованных частей. Огромный опыт, смелость, знание обстановки, уверенность в своих действиях, авторитет командира всегда придают силы экипажам при выполнении боевых задач.
Полковник Логинов приготовился выслушать от командующего ВВС флота кучу замечаний по 1-му минно-торпедному полку, при этом вполне законных, и был немало удивлен, когда получил лишь одно приказание — заменить командира полка.
— С учетом особой специфики действия на море минно-торпедный полк должен возглавить полковник Преображенский,— сказал Жаворонков.
Логинов не возражал. Да и как было возражать, когда командующий прав. Командир обязан сам водить в бой своих подчиненных, особенно при торпедометании. [10]
Жаль, конечно, отпускать Преображенского из 57-го бомбардировочного авиаполка, сработался он с личным составом. Хорошо хоть, что у него заместитель подготовлен к самостоятельной работе, сможет командовать полком.
Едва только самолет с командующим ВВС флота оторвался от взлетной полосы, Логинов поспешил в штаб и вызвал к телефону Преображенского.
— Полковник Преображенский, немедленно сдайте полк и быстро ко мне, в штаб бригады. За полчаса управитесь?
В трубке послышалось прерывистое дыхание.
— Вы что, не расслышали? — повысил голос Логинов.— Сдавайте полк и в штаб.
— За что же вы меня снимаете с полка, товарищ полковник? — раздался в трубке растерянный голос Преображенского.
— Это не телефонный разговор. Выполняйте приказ!
— Кто примет у меня полк?
— Ваш боевой заместитель...
Через сорок минут Преображенский вошел в кабинет командира авиабригады, глухо доложил:
— Товарищ полковник, ваше приказание выполнено. Пятьдесят седьмой бомбардировочный авиационный полк сдал заместителю...
— Вот и хорошо! — заулыбался Логинов.
— Чего тут хорошего? — нахмурился Преображенский.
— Ладно, хватит дуться, Евгений Николаевич,— произнес Логинов.— Не буду больше испытывать ваше терпение. Принимайте первый минно-торпедный!
— Почему такая поспешность в смене командиров полков? — удивился Преображенский.
— Это уже у генерала Жаворонкова спросите. В общем, таков приказ командующего.
— Есть, принимать первый минно-торпедный!
Логинов свободно вздохнул, предложил стул Преображенскому. В раздумье произнес:
— Сдается мне, командующий намеревается наш первый минно-торпедный полк использовать для особого задания. Попытался узнать — молчит. Скрытен генерал. Да и чего раньше времени карты раскрывать? Но мы-то с вами, дорогой Евгений Николаевич, догадываемся, к чему клонит командующий. К удару по фашистской эскадре, едва та появится в Балтийском море! Тут вам как мастеру высотного торпедометания и карты в руки. Так что еще будете благодарить генерала Жаворонкова за новое назначение!..
В ответ на бомбардировку Москвы
В ночь на 22 июля 1941 года небо над Москвой озарилось сотнями ярких огней. Бело-голубые лучи прожекторов, раскачиваясь из стороны в сторону и перекрещиваясь, наконец останавливались, поймав цель, и двигались затем медленно и плавно, стараясь не выпустить ее. На земле беспрестанно сверкали багряные всполохи от дружных залпов зенитных батарей, и в воздухе то тут, то там вспыхивали шапки от разрывов снарядов. Теплый летний воздух сотрясался от грохота канонады.
Командующий военно-воздушными силами Военно-Морского Флота генерал-лейтенант авиации Жаворонков подошел к окну. Невдалеке, за соседними домами, разгоралось пламя начинающегося пожара.
В Москву Жаворонков прилетел из-под Ленинграда, с аэродрома Беззаботное, всего лишь за два часа до объявления воздушной тревоги. После утомительного полета надо бы отдохнуть, а тут вот налет фашистской авиации на Москву — первый массированный налет за месяц войны.
Утром адъютант командующего майор Боков принес Жаворонкову свежий номер «Правды». Под заголовком «Налет немецких самолетов на Москву в ночь с 21 на 22 июля» газета писала:
«В 22 ч 10 м 21 июля немецкие самолеты в количестве более 200 сделали попытку массового налета на Москву. Налет надо считать провалившимся. Заградительные отряды нашей авиации не допустили основные силы немецких самолетов к Москве. Через заградительные отряды к Москве прорвались лишь отдельные самолеты противника. В городе возникло несколько пожаров жилых зданий. Имеется небольшое количество убитых и раненых. Ни один из военных объектов не пострадал.
Нашей ночной авиацией и огнем зенитных батарей, по неполным данным, сбито 17 немецких самолетов. Воздушная тревога продолжалась 5*/2 часов».
В ночь с 22 на 23 июля налет фашистской авиации на Москву повторился. Было брошено до 150 бомбардировщиков, хотя, как и в прошедшую ночь, достигнуть цели удалось немногим.
Жаворонкову стало совершенно ясно, что теперь налеты будут осуществляться врагом систематически, каждую ночь. Гитлер, видимо, хочет держать Москву в постоянном напряжении, чтобы подорвать моральный дух советских людей.
В Беззаботном Жаворонкову показали одну из сброшенных на Ленинград фашистских листовок. В ней было помещено хвастливое заявление министра пропаганды доктора Геббельса:
«Если вы думаете, что вы сможете достойно защитить Москву и Ленинград от ударов с воздуха, то вы глубоко ошибаетесь. Сопротивляясь немецким войскам, вы обречены! Вы все равно погибнете под развалинами домов Москвы и Ленинграда! Вы не устоите перед ураганом немецких бомб и снарядов. Мы превратим Москву в пепелище, сровняем Ленинград с землей, а матросский Кронштадт покроется водою. Напрасны сопротивления. Напрасны!»
Нельзя этого допустить, никак нельзя. Как же отплатить врагу? Надо, чтобы он получил по заслугам. Выход один — предпринимать такие же систематические налеты советской авиации на Берлин. Пусть весь мир увидит, что советская авиация способна дать должный отпор и не позволит безнаказанно разрушать свою столицу.
Жаворонков встал, в раздумье прошелся по кабинету. Мысль об ответной бомбардировке Берлина не давала ему покоя. Он развернул на столе карту. Красно-синяя полоса линии фронта пересекала ее от Баренцева до Черного моря. За месяц войны противник вклинился на территорию СССР местами более чем на 600 километров. Расстояние от линии фронта до Москвы по прямой составляло в среднем 450 километров, что было много меньше радиуса действия немецких бомбардировщиков. До Берлина же от линии фронта было больше тысячи километров. Поэтому советские дальние бомбардировщики ДБ-3 конструкции Ильюшина при полной бомбовой нагрузке не в состоянии были с тыловых аэродромов долетать до Берлина и обратно.
Генерал еще раз взглянул на карту. Наиболее близкой к столице фашистской Германии была Советская Прибалтика. Литва и Латвия уже заняты врагом, а в Эстонии еще шли упорные бои. «Вот откуда, пожалуй, целесообразно бомбить Берлин. Особенно с самого большого острова Моонзундского архипелага — Сааремаа. Отсюда до Берлина по прямой — около 900 километров. Правда, на пределе, но долететь можно,— пришла Жаворонкову в голову счастливая мысль. Он тут же запросил оперативный отдел штаба ВВС о состоянии островного аэродрома Кагул. Ответ был неутешительным. На нем базировалась 12-я отдельная Краснознаменная истребительная авиационная эскадрилья И-153, или «чаек»,— маленьких легких самолетов устаревшей конструкции, а для дальних бомбардировщиков аэродром не пригоден: взлетно-посадочная полоса слишком коротка.
Генерал Жаворонков срочно собрал совещание командного состава штаба ВВС. Вопрос был один: можно ли быстро подготовить аэродром Кагул для тяжелых самолетов. Решили, что можно. На удлинение взлетной полосы потребуется не так уж много времени. Идея оказалась вполне осуществимой.
Вечером Жаворонков попросил народного комиссара Военно-Морского Флота адмирала Кузнецова принять его.
— Интересное сообщение, Семен Федорович? — вопросом встретил Кузнецов вошедшего в кабинет командующего военно-воздушными силами ВМФ.
Жаворонков утвердительно кивнул.
— Слушаю вас внимательно.
— Штаб военно-воздушных сил предлагает нанести удар по Берлину, Николай Герасимович,— сказал Жаворонков.
Нарком вскинул густые брови, удивленно посмотрел на генерала.
— Идея заманчивая, но реальная ли?
— Мы прикинули, с эстонского острова Сааремаа ДБ-три способны дойти до Берлина,— продолжал Жаворонков.
Кузнецов, мгновенно оценив это предложение, подошел к висевшей на стене огромной карте. Глаза его отыскали в восточной части Балтийского моря остров Сааремаа и провели от него незримую прямую линию до черного кружочка с надписью «Берлин».
— Далековато все же и очень опасно,— задумчиво проговорил он.
Вошел начальник оперативного управления Главного морского штаба контр-адмирал Алафузов.
— Знаете, Владимир Антонович, что предлагает командующий ВВС? — не отрываясь от карты, произнес Кузнецов.— Предлагает минно-торпедную авиацию послать на Берлин. Понимаете, прямо на Берлин! Вот с этого эстонского острова Сааремаа.
— Замечательное предложение,— широко улыбнулся Алафузов.— А главное — очень своевременное. Вот самый подходящий случай разоблачить ложь гитлеровской пропаганды об уничтожении советской авиации и показать всему миру нашу силу. Целиком поддерживаю вас, Семен Федорович! — Алафузов крепко пожал Жаворонкову руку.
— Ну что же,— сказал Кузнецов,— надо будет этим заняться всерьез, хорошенько взвесить все «за» и «против». Дело очень ответственное и нужное.
26 июля нарком ВМФ провел совещание. О предлагаемых налетах на Берлин бомбардировщиков морской авиации докладывал генерал-лейтенант Жаворонков. Он сказал, что это предложение было тщательно изучено специалистами штаба военно-воздушных сил ВМФ, которые дали обоснованное заключение о возможности таких налетов. Радиус действия дальних бомбардировщиков позволял им с острова Сааремаа достигнуть столицы фашистской Германии. Лететь придется по прямой над Балтийским морем, ночью, вслепую, ибо никаких ориентиров там нет, а затем, уже над территорией Германии,— на большой высоте, чтобы не попасть под огонь зениток. Расчетного запаса бензина и масла должно хватить, но при условии, что бомбовая нагрузка не превысит 750 килограммов. Продолжительность полета в оба конца составит около семи часов.
Удар по Берлину предполагается осуществить силами минно-торпедной авиации Краснознаменного Балтийского и Черноморского флотов. В группу особого назначения следует выделить до семидесяти хорошо подготовленных экипажей. Основу группы составят летчики 1-го минно-торпедного авиационного полка 8-й бомбардировочной авиабригады Краснознаменного Балтийского флота под руководством опытнейшего командира полковника Преображенского.
Самое трудное дело в подготовке к налетам на Берлин — переоборудование аэродрома на острове Сааремаа. Он был создан незадолго до войны возле селения Кагул. Взлетно-посадочная полоса была грунтовая, длиной один километр, что слишком мало для взлета и посадки тяжелых самолетов. Предстоит огромная работа по ее удлинению, на что потребуется определенное время.
Начальник оперативного управления Главного морского штаба контр-адмирал Алафузов, одновременно с Жаворонковым изучавший вопрос о налете на Берлин, полностью поддержал все положения доклада командующего военно-воздушными силами ВМФ. И лишь обратил особое внимание присутствующих на сложность военной обстановки в Эстонии. 8-я армия Северо-Западного фронта под ударами превосходящих сил противника отходит на север, к Финскому заливу. Район главной базы Краснознаменного Балтийского флота — Таллинна и все острова Моонзундского архипелага могут скоро оказаться в глубоком тылу врага. Это неблагоприятно отразится на условиях базирования ДБ-3 и может сорвать налеты на Берлин. Все согласились, что подобная ситуация не исключена, но, пока есть возможность, надо летать.
— Добро,— заключил Кузнецов.— Так и доложу в Ставку.
Как член Ставки Верховного Командования, нарком ВМФ нередко бывал у Сталина. 28 июля, во второй половине дня, закончив доклад о положении на флотах и ответив на вопросы Верховного, он сказал:
— Товарищ Сталин, Главный морской штаб предлагает нанести удар по Берлину силами минно-торпедной авиации Краснознаменного Балтийского и Черноморского флотов.
Сталин слегка склонил голову над придвинутой к нему наркомом картой. Взгляд его остановился на прямой красной линии, соединяющей эстонский остров Сааремаа со столицей фашистской Германии.
— Вот наши расчеты,— Кузнецов положил рядом с картой листки машинописного текста.
Сталин молча посмотрел на карту, потом на подготовленные расчеты.
— Хорошо, товарищ Кузнецов. Я подумаю,— наконец произнес он.
Верховный вызвал Кузнецова на другой же день.
— Мы с самого начала войны имели хорошую возможность наносить бомбовые удары по Берлину,— неторопливо заговорил он.— Однако сознательно не делали этого. Не хотели лишних жертв среди гражданского населения. Поскольку фашистское командование не посчиталось с нашим гуманным шагом,— его авиация бомбит мирное население Москвы,— естественно, мы вправе принять ответные меры. Ставка разрешает вам, товарищ Кузнецов, нанести удар по Берлину.
— Морские летчики приложат все силы, чтобы выполнить это задание, товарищ Сталин,— заверил Кузнецов, гордясь тем, что именно морской авиации доверено такое важное дело.
— Авиацию Черноморского флота привлекать нецелесообразно,— продолжал Сталин.— Пошлите две эскадрильи с Балтики,— и, видя вопрос на лице Кузнецова, добавил: — Потом, если потребуется, пошлем еще...
Кузнецов посчитал разговор оконченным, но Сталин вдруг спросил его:
— Товарищ Кузнецов, а кто непосредственно предложил нанести удар по Берлину?
— Генерал-лейтенант авиации Жаворонков, командующий военно-воздушными силами флота.
— Вот пусть генерал Жаворонков и руководит операцией «Берлин»...
Вернувшись в наркомат, Кузнецов вызвал Жаворонкова.
— Решение Ставки на бомбардировку Берлина получено,— сообщил нарком.— Пока приказано готовить две эскадрильи.
— Для начала достаточно,— согласился Жаворонков.
— Руководство операцией «Берлин» возложено лично на вас, Семен Федорович. Так распорядился товарищ Сталин.
Жаворонков сразу как-то подтянулся, понимая, какая ответственность с этой минуты ложится на его плечи.
...В детстве Семен Жаворонков даже и не слышал об авиации. Чтобы помочь семье, он рано начал работать на прядильной фабрике соседнего села Тезино Ивановской области. Потом переехал в текстильный городок Вичугу. Здесь его захлестнули бурные революционные события 1917 года. В марте он уже член большевистской партии, а в октябре, в дни всеобщей стачки текстильщиков, создает на фабрике молодежный кружок «Союз рабочей молодежи имени III Интернационала», с которого фактически и началась история вичугской комсомольской организации. Семен Жаворонков становится председателем этого кружка, а затем заместителем секретаря районного комитета партии.
Летом 1918 года, когда в Ярославле вспыхнул белогвардейский мятеж, Жаворонков в составе Кинешемского красногвардейского коммунистического отряда активно участвует в его подавлении. В сентябре этого же года он решает навсегда связать свою судьбу с армией.
Участие в кровопролитных боях при разгроме белогвардейцев Колчака и Деникина и белополяков Пилсудского закаляет молодого бойца. Гражданскую войну он заканчивает в должности военного комиссара батальона связи 7-й стрелковой дивизии.
Потом учеба в Военно-политической академии, и оттуда назначение в авиацию. В 1929 году он уже военный комиссар и начальник политотдела военно-воздушных сил Черного моря.
Жаворонков считал, что политработник наряду с выполнением своих обязанностей должен в совершенстве владеть и летным мастерством. Через начальника ВВС РККА Алксниса он добивается направления в школу летчиков имени Мясникова и после ее успешного окончания становится командиром авиабригады.
Осенью 1935 года комбриг Жаворонков — слушатель оперативного факультета Военно-воздушной академии имени Жуковского. После учебы ему доверяют командовать 5-м тяжелобомбардировочным авиационным корпусом, а потом переводят на должность командующего военно-воздушными силами Тихоокеанского флота. С июля 1939 года он командует авиацией ВМФ.
И вот теперь, в такой тяжкий период для страны, когда фашистские полчища захватывают советскую землю, а их авиация бомбит Москву, Ленинград и другие города, генерал-лейтенанту авиации Жаворонкову поручено самим Сталиным нанести ответный бомбовый удар по Берлину...
