Похороны Егора Свиридова.
У церкви Андрея Первозванного стоят около ста молодых парней. Внутри не хватает места, храм забит народом. На улице идет снег. По мужским лицам текут слезы. Это не тающие снежинки: в храме отпевают Егора Свиридова, болельщика «Спартака», убитого в драке с кавказцами.
В церкви к гробу тянется очередь. Прощаются, кто как умеет. Рядом стоят жена и мать. Батюшка пытается примирить собравшихся со смертью Егора:
— Бренная жизнь — это всего лишь миг. Перед жизнью вечной нет большой разницы, умер человек в восемьдесят лет или в двадцать восемь.
Для мамы Егора разница есть.
— Надеюсь, ни одна из ваших матерей не увидит похорон своего сына, — обращается она к ребятам, собравшимся на кладбище. — Прошу не делать из смерти Егора националистического конфликта. Он не был ни фашистом, ни националистом. Просто болел за футбол. Он был отличный и добрый. Любил жену Яну, ухаживал за больной бабушкой. Не трус, и за дело мог дать в морду. Он — настоящий мужчина. Я горжусь своим сыном.
Вечером в фанатском кафе «Хардкор» нет ни спортивных трансляций, ни криков болельщиков. Друзья поминают Егора.
— Один убит, у другого шесть огнестрельных ранений, у третьего — два, и оба в живот. У остальных сотрясения, ссадины, гематомы. Сейчас их лица просто неузнаваемы, — подводит итог Алексей, представитель движения болельщиков «Фратрия».
— Из-за чего завязалась ссора?
Пришедшие на акцию выразили тайную мысль многих людей. Грубая и больная, но настоящая реакция: надоел Кавказ, надоели законники, которые не соблюдают закон, надоела лезгинка на Манежной площади
— Ссоры не было. Они сразу начали избивать одного из ребят. К нему подошли, грубо спросили, все ли в порядке, он ответил, что в порядке. Его потянули в толпу и начали избивать. После уже переключились на других. Все произошло очень быстро. Пара минут.
— Фанаты сами по себе ребята агрессивные, разве нет?
— Есть и такие.
— А они не могли спровоцировать драку?
— Во-первых, болельщиками были только двое: Сергей Гаспарян и Егор Свиридов. Остальные два парня и девушка — просто друзья, они вообще никак не причастны к футбольному фанатизму. Во-вторых, сами ребята первыми никогда не начнут. Они постоять за себя могут, но первыми — нет. Егор пострадал из-за того, что защитил друга.
Нападавших было восемь или десять человек. Все с Кавказа. Часть из них после убийства разбежались в разные стороны. Милиционеры поймали лишь шестерых. Алексей говорит, что было только опознание убийцы, остальных просто отпустили. «Почему отпустили?» — это главный вопрос всей страны на прошлой неделе. Толпа болельщиков, собравшаяся возле Головинской межрайонной прокуратуры восьмого декабря, пришла за ответом — и не получила его. В итоге молодые парни перекрыли Ленинградское шоссе, здесь и прозвучали первые националистические лозунги.
Фанатам удалось сделать одно очень важное дело: они подняли шум вокруг убийства Егора. В противном случае остальные нападавшие просто ушли бы от ответственности. При этом они вскрыли целый пласт народного подсознания — национализм. Мы все в той или иной степени прячем это в себе, но страх перед чужаком с каждым новым убийством растет. Вместе с ним растет и агрессия.
— Необходима национальная политика. — Алексей рассказывает, что нужно, чтобы такие случаи не повторялись. — Чтобы преступный элемент не тянулся в Москву. Чтобы с ними велась работа на местах, в том же Дагестане. Это огромнейшая проблема, на которую государство просто закрывает глаза по непонятным причинам. В Москве сейчас разгуливают толпами представители различных этнических группировок, которые промышляют грабежом и разбоем. Москва — сладкий кусок. На нее можно совершить набег, а потом уехать обратно и залечь на дно: их там просто никто не ищет. Нужен жесткий государственный контроль в отношении таких людей. Если государство не может это обеспечить, народ долго ждать не будет.
— Среди фанатов «Спартака» много нерусских?
— Конечно. Тот же Гаспарян, которого они чуть не убили, — он армянин.
— Они не боятся, что их первыми и начнут бить?
— Нет. Все же цивилизованные люди. Понимают прекрасно, кто преступник, а кто нет. Никто вообще никого не собирается бить за то, что он — «черный». Негодование растет лишь по поводу того, что преступники разгуливают на свободе.
Разговариваем с другом Егора — Андреем. Он стоял на этой остановке в два часа ночи рядом с телом мертвого друга.
— Я лично видел через решетку ребят, которых задержали. У них обувь и одежда были в крови, а на самих ни царапины, — рассказывает Андрей. — Нет никаких сомнений в том, что они нападали.
— Среди фанатов есть настроения отомстить?
— Хочется справедливости. Чтобы действовал закон. А еще знаешь что мне не нравится? — Андрей кивает в сторону мужичка с табличкой про Россию без «черных». — Обидно, что эту ситуацию в своих интересах используют националисты. На смерти Егора они пытаются привлечь к себе внимание.
_______
На переговоры с народом приезжает глава ГУВД Москвы Владимир Колокольцев. Его машина — единственная, которой разрешили проехать по Моховой. Он с небольшой свитой обходит архитектурные сооружения на площади, идет в народ.
Ему навстречу из толпы выходит человек в черной маске. Просьбу Колокольцева снять маску он игнорирует, и на этот раз его мотивы скрывать лицо мне понятны. Но от этого его образ не становится менее абсурдным: безликий представитель, с которым хочешь не хочешь приходится вступать в разговор генералу. Начинаются переговоры. Колокольцев обращается к человеку в маске, но в какой-то момент ему отвечает толпа: «врун! врун!»
Потом еще будет сеанс общения генерала с народом напрямую. Ничего нового не сказано. Участники акции знали, что глава московской милиции пообещает восстановить справедливость. Колокольцев знал, что ему в грубой форме будут предъявлять претензии по поводу отпущенных преступников. И тем не менее эффект от разговора получился гораздо сильнее, чем от омоновских дубинок. После переговоров акция памяти Егора Свиридова закончилась, народ потек в метро, где беспорядки продолжились, но постепенно сошли на нет.